Нефтяной городок обходили на веслах. Парень смотал бечеву, рыбак подвел лодку к берегу. Парень сел в весла, взмахнул сильными руками, лодка пошла быстро и весело.
Харита смотрела на берег из всех глаз.
Железнодорожные рельсы, перегруженные красными вагончиками, доходили до берега. Прижавшись к берегу, у пристаней стояли огромные стальные паромы, перевозившие через реку целые поезда. Заброшенный на лето, у самого берега на якоре стоял такой же стальной ледокол, с высоко поднятой острой грудью и гордо откинувшейся назад трубой. Зимой он расчищал во льду путь паромам — теперь стоял смирно и покорно у берегов.
Харита не раз слышала о нефтяном городке, о стальных паромах, грузивших целые поезда, о ледоколах, разбивавших волжский лед легче, чем ребята льдины на лужах, но там, в Поленовке, когда рассказывали о них, — они казались ей такими же неправдоподобными как ночью, во сне таинственный город Карла Маркса.
Теперь же в блеске все выше и выше вздымавшегося над рекою солнца и нефтяной городок и электрический город Карла Маркса были одинаково живыми. И лишь развалины Увека отсюда казались мертвыми и неправдоподобными: они оставались далеко позади и исчезали из памяти девочки скорее, чем из ее глаз.
Парень налегал всей грудью, лодка неслась ровно и мерно вдоль берега, огибая пристани, пароходы и нефтяные баржи, из которых баки черными трубами всасывали в себя нефтяную кровь.
За ними парень снова вышел на берег, размотал бечеву и поволок лодку вверх, к туманному городу, твердо шлепая босыми ногами по самому краешку песчаного берега.
* * *
Утро и день Харита провела с рыбаками. Она помогала им выгружать рыбу из лодки, таскать ее в садки. Садки, торговавшие живою рыбой, стояли у берега Волги, под взвозами каменных улиц. На маленьких плотах торчали избушки, в этих избушках летом день и ночь проводили торговцы рыбою. Покупатели приходили из города с корзинами и мешками, шли на промокшие водою плоты, здесь забирали рыбу и уходили.
Днем в избушке на плоту пили чай, потом обедали, тою же ухою. Когда вся рыба была выгружена, рыбак рассчитался с хозяином садка, завернул деньги в ветхую тряпочку, поманил с собой Хариту и, наказав парню ждать его, пошел на берег.
— Кое-что для снастей купить надобно! — сказал он, — да и на штаны парню надо! Провожу и тебя заодно!
Девочка шла рядом, говорила робко:
— Спасибо, дяденька, вам!
Мостовые города удивили ее. В улицах встретились блиставшие лаковыми стенами вагоны трамваев. На них смотрела Харита долго и пристально. Сердце у нее замерло от восторга.
— Что, хорошая штука? — спросил рыбак, смеясь.
Харита промолчала, потом ответила тихо:
— Значит, дяденька, правда все?
— Что правда?
— А что прохожий вчера рассказывал?
— А что ему зря плести за нужда? — добродушно подтвердил старик, — теперь, милая, все возможно! По воздуху люди в машинах летают, в колясках без коней ездят, так неужели не придумают машины, как прохожий рассказывал, для нужды бедного человека? Свой, рабочий человек, во главе всех глав встал, так он о себе и заботится! А первая забота — облегчение труду рук своих! А раз Карла Маркса капитал пожертвовал, так за чем остановка может быть? Остановки теперь быть не может!
Бешеный автомобиль, ревя и фыркая, проскочил перед ними на перекрестке двух улиц. Харита отшатнулась, посмотрела ему в пыльный след. Таинственный город становился правдоподобным, как эти улицы, трамваи, автомобиль, как рыбак и сама Харита.
— Да вот найдешь город — увидишь! — сказал рыбак, выходя на длинную, подымавшуюся в гору, ровную, как пол, и прямую, как межа, улицу, — а теперь, девонька, расставаться нам с тобой надо!
Он остановился, вынул из кармана тряпочку с деньгами, долго разворачивал ее и, развернув, отсчитал Харите рубль.
— Возьми на дорогу, — сказал он, вкладывая ей деньги в руку, — возьми!
— Мне не надо, дяденька! Я так доеду как-нибудь!
— Ну, ну! — сурово зажал он ее пальцы с деньгами, — бери. В дороге на кусок хлеба пригодится, а люди разные бывают! Другой, хоть ты помирай у него на глазах, куска хлеба не даст! Бери!
— Спасибо, дяденька!
У девочки навернулись на глаза слезы. Она смотрела на лохматую рыбацкую голову, на седевшую рыжую бороду, в которой торчали рыбьи чешуйки, и думала о том, что есть на свете хорошие люди. Слов у нее не нашлось, она потерлась головой об руку рыбака, как ласковый котенок, и ничего не сказала.
