— А шкаф сюда не встанет?
Я померил ногами — шкаф помещался. Слышно было, как Толя с дружком затопали по лестнице вверх.
Ольга Викентьевна успела тихо сказать мне:
— Не уходи.
Во второй заход Толя бросил на пол простыню и стал швырять в нее свои вещи из платяного шкафа — рубашки, кальсоны, прихватил полотенце со спинки стула и тоже швырнул. Ольга Викентьевна сидела на стуле и смотрела. Про полотенце она сказала:
— Оно грязное.
Набросав кучу, Толя связал углы простыни и ушел с узлом, хлопнув дверью. Из-за дерматиновой обивки звук получился мягким, но Ольга Викентьевна тихо отметила:
— А зачем дверью хлопать.
Я воспринимал все чрезвычайно драматично. К тому времени я прочел про виолончелистку и сам не заметил, как стал видеть в Ольге Викентьевне Кизу, а в Толе — Николая Сметану.
Если, кстати сказать, это так, если наложилось литературное впечатление, значит, было чему накладываться? Локтев избегал психологии, ловил поведенческие ядра, плавающие в протоплазме клеток, и, вопреки его усилиям, сквозь клетки проникли некие образы Кизы и Николая? Впрочем, может быть, я дорисовывал недостающее сам.
Уход Толи казался мне актом античной трагедии, а вопрос: «А где я буду спать?» был соразмерен «Быть или не быть». Ночью вспомнил, что видел списанные кровати во дворе поселковой больницы. Утром в темноте, когда никто не мог увидеть, помчался туда. Какая-то санитарка проходила, услышала лязганье железа и остановилась, вглядываясь, но я изобразил хозяйскую уверенность, загремел погромче, чертыхаясь, и она ушла. Приволок кровать к Ольге Викентьевне — крашенную белой эмалью, тяжелую, узкую, с почти целой, немного ржавой панцирной сеткой.
— Будет спать Таня, — решила Ольга Викентьевна. — Диван ей уже мал. И воздуха там больше.
Шкаф решили не переставлять. Пока я подвязывал дыру в сетке принесенными проволочками и укреплял остальное, она несколько раз приходила из кухни полюбоваться и удовлетворенно отмечала:
— Насколько места стало больше!
Полгода спустя, в летние каникулы, книги по-прежнему стояли стопками в углу, а со шкафом возился хорошо знакомый мужик — Иван Иванович Ляшкевич — папин сосед по товариществу садоводов. Он что-то прилаживал и мычал под нос.
Иван Иванович сдружился с отцом в последний год, когда оба взяли садовые участки. Он все умел — плотничать, бетонировать, слесарить, печку сложить, выбрать и правильно подрезать саженцы. Высокий, жилистый, с азиатскими скулами и вислыми шляхетскими усами, приезжая в сад по выходным с утра, он оказывался на своем участке лишь к полудню — знакомые садоводы перехватывали по дороге и затаскивали к себе, как бы между прочим вытягивая советы: «Я вот думаю… а ты как считаешь?…»
Летние каникулы начались в пятницу, а в воскресенье мы с Иваном Ивановичем оказались в одном автобусе. Он в тот день сооружал печку цеховой бухгалтерше Рае. Рядом носились ее дети. Подошел кто-то из цеховых, взялся выправить завалившийся брус (Рая строила лéтник из деревянного каркаса, обшитого вагонкой), позвал в помощь нас с папой. К нам подтянулись еще несколько человек, и так под настроение, с обязательными, как требовал российский этикет, намеками на выпивку, к вечеру построили дом.
Тем временем дети, возбужденные до визга и ссор, собрали обрезки досок и хворост, кто-то зажег огонь в очажке, Рая с двумя подружками лепили пельмени и кипятили в выварке воду. Вернулся из города юркий мужичок, посланный с утра за водкой и брагой, груженный тяжелыми сумками и рюкзаком.
Неожиданно приехали Ольга Викентьевна с Таней. Белая в черный горошек блузка и крепдешиновая юбка Ольги Викентьевны выглядели не очень уместно среди тренировочных штанов и затрапезных мужниных рубашек других женщин, подсевших к столу прямо от грядок. Женщины являлись со своими тарелками и ложками, а Рая тут же половником вываливала пельмени на тарелки. Таня за что-то дулась на мать и отсела от нее подальше. Ольга Викентьевна, такая же неуместная, как ее блузочка, привлекала внимание, люди при ней начинали фальшивить, следили за своими словами, и ей это нравилось. Подвыпивший папа устроился рядом с ней и расхваливал Ивана Ивановича, а она в ответ похвалила меня.
