Заканчивая рассказ, он добавил, что теперь ему будет над чем смеяться до конца дней своих.
— А мне — над чем плакать всю жизнь, — ответил я, — оттого что не я это сделал и допустил, чтобы другие отомстили за меня. Но клянусь, если буду жив, я расплачусь со старухой за все, — попомнит она и яйца эти, и мальчугана, которого ими потчевала.
Каноники ужаснулись жестокой проделке, да и меня не похвалили за сожаления, что не я это сделал. Оба они напустились на меня с упреками, и старший сказал:
— Это в вас молодая кровь играет, побуждая к таким речам, в коих вы, благородный юноша, вскоре придете ко мне исповедоваться как в грехе. Уповаю на господа, да наставит он вас и внушит раскаяние в ваших словах, дабы в будущем вы искупили их добрыми делами.
В главе пятой святого Евангелия от Матфея и в главе шестой Евангелия от Луки сказано: «Любите врагов ваших и благотворите ненавидящим вас». Заметьте, здесь сказано — творить добро не тем, кто причиняет вам зло, а тем, кто вас ненавидит, ибо враг, даже ненавидящий вас, не в силах причинить вам зло, разве сами вы того пожелаете. Сие есть истина непреложная: лишь те блага, кои длятся вечно, можем мы назвать истинными; те же, которые завтра могут исчезнуть и действительно исчезают, надлежит скорее именовать злом, ибо они приносят нам одно лишь зло: в погоне за сими преходящими благами мы и их теряем, и себя губим. Назовем же своих врагов надежными друзьями, а друзей — подлинными врагами, судя по тем последствиям, кои проистекают от вражды первых и от дружбы вторых. Ибо от врагов происходит для нас истинное благо, а от друзей — неминуемое зло.
Каждому понятно, что величайшее добро, на которое способен лучший в мире друг, может быть трех видов: либо этот друг будет поддерживать нас своим влиянием или имуществом, делясь с нами всем, что имеет; либо ради нашего благополучия отдаст свою жизнь; либо ради спасения нашей чести пожертвует своей. Вряд ли найдется друг, способный на такие деяния, а если подобные люди и встречались, то весьма редко, а в наш век, пожалуй, и вовсе некого привести в пример. Но даже найдись такой друг и сделай он все, о чем я говорил, это гораздо меньше, нежели геометрическая точка, если только можно сравнивать несуществующие величины. Ибо если мой друг и отдаст мне все свое имущество, это не может спасти меня от ада: ведь достояние свое мы растрачиваем не с добродетельными людьми, а с такими же, как мы, грешниками, которые вводят нас во грех, их-то именуем мы друзьями и им отдаем свои деньги. Если друг ради меня пожертвует своей жизнью, мою жизнь он этим не продлит ни на одно мгновенье. Если же он ради меня утратит или запятнает свою честь, я скажу ему, что нет чести превыше служения господу и то, что к этому служению не причастно, есть ложь и зло. Итак, все, что мог бы мне дать мой друг, — суть блага преходящие, а потому суетные и призрачные.
Зато в моем враге все для меня пожива, все мне во благо, коль я того пожелаю. Ибо за ненависть врага ко мне я могу возлюбить его, а за это и бог возлюбит меня. Я прощаю своему врагу ничтожную обиду, а мне за это прощается и отпускается несметное множество грехов. Пусть он меня проклинает, я его благословляю. Его проклятия повредить мне не могут, а я за свои благословения и сам благословен буду: «Приидите, благословенные отцом моим». Вот и выходит, что враг побуждает меня мыслями, словами и делами своими к делам благим и истинным.
В чем же, по-вашему, причина столь великого чуда и в чем сила высокой добродетели всепрощения? Что ж, скажу: в том, что так велит нам господь, таков его завет и непреложная воля. И если должно выполнять приказы земных царей, то сколь священней приказы царя небесного, пред коим падают ниц все венценосцы на земле и в небесах. Слова же его: «Я так велю», — суть не что иное, как сироп, коим подслащается горечь того, что он требует от нас. Ежели врач пропишет больному цветы и побеги лимона, зеленые орехи, кожуру апельсина и корни змеедушника[68], не скажет ли на это больной: «Помилуйте, сеньор, увольте меня от таких лекарств! Даже здоровый, крепкий человек и тот не выдержит». Посему лекарства эти подслащивают, дабы больной мог проглотить их с удовольствием, и самое горькое снадобье, сдобренное сахаром, становится вкусным и приятным.