«Наду Чаттерджи, ты — мой ученик; оставь всех остальных и иди со мной по древней дороге Богов».
Вот так и получилось, что в тринадцать лет я покинул отчий дом всего-навсего с маленьким узелком из белой ткани и круглым медным сосудом для воды и ушел с Джагат-гуру в Аллахабад.
Больше я уже не возвращался в свою родную деревню. Мои родители были довольны, что сбылось предсказание из моего гороскопа. Я обрел праведную жизнь и рад этому.
В этом рассказе
— вся правда о том, как я встретил благословенного гуру, и я возношу благодарность к лотосным стопам Великой Матери* за то, что в какой-то предыдущей жизни я заслужил привилегию стать его учеником.
По дороге в Аллахабад я шел вместе с остальными учениками позади гуру. Мы проходили через множество городков и деревень, и везде люди собирались, чтобы засвидетельствовать почтение великому учителю.
К тому времени, когда мы добрались до Аллахабада, там уже собралось на Кумбхамелу* множество святых. Верующие все прибывали и прибывали из всех уголков Индии, и среди собравшихся были многие прославленные учителя и почитаемые святые.
Все они знали гуру и принимали его с выражением глубочайшего уважения. Ко времени начала пышных торжеств вокруг священного города собралось около миллиона верующих. В стенах города места всем не хватило, и пришлось разбить временные лагеря за городскими стенами; входили в Аллахабад только для отправления религиозных обрядов.
Многие аскеты были связаны обетами принесения того или иного покаяния, остальные выполняли особые приемы очищения и самоконтроля. Один из них, помнится, прибывший с гор Ниль-гири, принес в правой руке комок земли, в которую он посадил маленькое семечко; он поливал это семечко каждый день, оно проросло, и в его руке расцвело растение, корни которого обвились вокруг его пальцев. Старый свами с Дилварских озер решил управлять своим разумом, сжав левую кисть в кулак и не разжимая ее на протяжении всей жизни. Прошло много лет с тех пор, как он сжал пальцы, и ногти проросли сквозь тыльную сторону его руки.
Несмотря на то, что гуру не учил собственных учеников подобным вещам, он уважал такие свидетельства искренности других и приветствовал всех монахов нищенствующих орденов словами, выражавшими уважение и дружелюбие.
Войдя в город, гуру направился прямо к гхатам* на берегу реки Джамны, и все мы последовали за ним, храня почтительное молчание. Дойдя до второго гхата, гуру свернул и, поднявшись по нескольким ступеням, упал на колени перед очень старым человеком, сидевшим под зонтиком из ротанга. Заметив мое изумление, один из учеников шепнул мне: «Это Владыка Владык, Верховный риши Азурелама, возлюбленный учитель гуру; время над ним не властно, и его можно увидеть лишь раз в двенадцать лет на Кумбхамеле. В день торжества он всегда сидит здесь, но никто не видит ни как он приходит, ни как уходит».
Преисполнившись любопытства, я повернулся, чтобы взглянуть на высокого Владыку, главного над тысячью гуру. Он был облачен в просторное одеяние из грубой шерсти цвета шафрана и восседал на желтой шелковой подушке. На шее у него висело много ниток крупных деревянных бус. Его волосы походили на заледенелый снежный покров на вершине Химавата*; они струились по плечам мягкими сияющими волнами. У него было смуглое лицо без морщин, а огромные глаза, нежные как у лани, смотрели на нашего склонившегося перед ним гуру с ласковым ожиданием. На лбу Владыки Владык был нанесен желтой глиной знак касты в виде решетки с трезубцем Шивы посредине. Владыка Владык сидел, скрестив ноги, на подушке, у него на коленях лежала открытая старинная книга, и одной рукой он поглаживал длинные серебристые пряди своей бороды.
Мой гуру произнес:
«Благородный отец в Боге, примите приветствие вашего духовного сына».
Владыка риши наклонил голову:
«Добро пожаловать, сын мой, на собрание святых людей в священные дни Кумбхамелы. Мир тебе и твоим ученикам. Подведи ко мне мальчугана, которого ты взял с собой в это путешествие».
Гуру подозвал меня, и я, испытывая благоговейный страх и почтение, на коленях взобрался по ступеням гхата и упал ниц у ног Владыки с белыми, как снег, волосами. Риши простер надо мной руку, пальцы у него были длинные и тонкие, и казалось, что он видит рукой.
