– Ты обещал тому парню с фермы, что можешь загасить процесс, если до этого дойдет. Я не собираюсь учить тебя, как делать твое дело. Делай его как знаешь – любыми средствами.
– Но это уже не мое дело. Предполагалось, что меня не коснется эта сторона предприятия. – Он показал на ковер. – И я не собираюсь Джордано... Ты понимаешь, о чем я говорю.
Немо подался вперед, упираясь локтями в колени, зажав в зубах сигарету.
– Ты же обещал, а для нас обещание – штука серьезная. И не вешай мне лапшу на уши, что это вроде не твое дело. Это – твой бизнес. Так и займись им. Делай что угодно, но только быстро.
– Но ты говорил, что есть и другие варианты. Может, найдется что-нибудь другое? – Пот струился по спине Огастина.
Немо кивнул и еще раз затянулся.
– Верно. Есть еще сицилийский вариант.
– Что это?
– Это когда мы похищаем твоих детей и возвращаем их тебе по частям, пока ты не сделаешь то, что от тебя требуется.
Огастин тряхнул головой, отказываясь верить, что все это происходит с ним.
– Теперь давай проверим. Томми Четвертый сейчас в Провиденсе в «Брауне», а Мисси под Филадельфией, в этом, как его, в «Брайн-Мауре»?
– "Брин-Море".
– Ну что? – Немо посмотрел на него снизу вверх и усмехнулся. – Ты неважно выглядишь, Огастин. Почему бы тебе не присесть? Давай садись на ковер, я не возражаю. Попробуй, каково сидеть на восьмидесяти миллионах баксов.
Огастин отклонил предложение. Ему не хотелось даже смотреть на ковер.
– Наверняка есть еще какой-нибудь выход. Уверен, мы найдем приемлемое решение.
Немо рассмеялся.
– К черту приемлемое решение. Мы здесь не переговоры ведем. Я тебе напоминаю – ты должен сделать, что обещал, и кончим с этим.
– Пожалуйста, если у тебя есть другая, разумная альтернатива, скажи мне.
– Хорошо, мы можем оставить твоих детей сиротами и разделаться с тобой. Как, подходит?
Огастин почувствовал резкую боль под левым глазом. Господи, нет, только не сейчас. Не хватало еще головной боли.
– Ты шутишь?
– Что значит – шутишь? Мы прикончим тебя, и процесс уж точно будет прекращен. Главный прокурор схлопочет несколько пуль, об этом узнают присяжные, и этот старый ублюдок – судья – вынужден будет все прикрыть. Запугивание обвинения, доведение до сумасшествия присяжных или как вы, юристы, все это называете? Что, разве не так?
К несчастью, карлик был прав.
Немо затянулся в последний раз и бросил окурок на пол, растерев его ногой.
– Сказать по правде, Оги, нам бы не хотелось так поступать. Зачем нам дурная слава? Ты ведь понимаешь меня? Для всех будет лучше, если ты просто возьмешься за дело и выполнишь то, что от тебя требуется.
Огастин закрыл глаза и кивнул. Начинается – в кость под глазом медленно входил длинный гвоздь.
Немо встал с ящика из-под молока и открыл дверь.
– Лучше приступай к работе, Огастин. У тебя мало времени. – Он кивнул на ковер. – Помни, груз не должен лежать. Теперь вперед, действуй.
Ноги не слушались Огастина, когда он спустился из фургона на землю. Как только он вышел, дверь тут же захлопнулась, и Огастин услышал, как Немо рявкнул черному громиле за рулем:
– Вперед, двинули!
Мотор взревел, и фургон выкатил на дорогу, дождался зеленого света на углу Медисон и исчез за поворотом, направляясь в сторону города.
Огастин побрел по тротуару к своему дому. Подойдя к воротам, он еще раз взглянул на фасад особняка – фасад как фасад, ничего особенного.
Огастин медленно поднялся по ступенькам, не обращая внимания ни на темноту, ни на холод, щурясь от бегущих огней машин, поворачивающих с Пятой улицы за угол. Рубашка под пиджаком промокла насквозь. Гвоздь проник еще глубже, разворачивая череп. Надо войти и лечь. Надо подумать. Господи, как ему надо подумать...
