— Что ж, вполне искренне, — кивнул Адамс. — Присаживайтесь, князь, только не расслабляйтесь. Помните уроки истории?
— Какие?
— Аристократия всегда вырождалась. Разве не так?
— Да, такое явление имеет место, но не только в среде явной аристократии. Даже при демократии, в любой ее ипостаси, общество не застраховано от элитарности, а, соответственно, и разложения. При чем, как верхов, так и низов.
— Это вы как специалист так считаете?
— Да, Повелитель.
— То есть вы искренне полагаете, что учрежденная мною монархия не есть шаг назад в социальном развитии?
— По моему твердому убеждению, Ваше Величество, шаг от Новой Цивилизации в любую сторону прогрессивен.
— Хм, — Бенни слегка улыбнулся и покачал головой. — Комплемент несколько сомнителен, но в одном вы правы, Рональд, на Ирии не возникло бунта и кровопролития, чему я безмерно рад. На первое время и это прогресс.
— Но Повелитель…
— Рональд!, — остановил его Адамс. — Не делай из меня живую статую. Должен же я иногда беседовать как простой смертный?
— Простите, Повелитель, — Харман упрямо покачал головой, — но вы не простой смертный!
— Хорошо, оставим это, Рональд, вернемся к сути вопроса. Могу ли я предполагать, что народ ждал перемен?
— Да, Ваше Величество, можете. Социологические опросы полностью подтверждают ваши выводы.
— Рональд!, — Бенни нахмурился. — Меня несколько смущает столь тесное совпадение наших взглядов. Неужели все действительно столь безоблачно?
— Но исследования…
— Бросьте, князь, вы не хуже меня знаете, что результаты любых социологических анализов можно истолковывать по-разному.
— Простите, Ваше Величество, но я готов ручаться за достоверность исследований моего института!
— То есть все хорошо?!
— Пока да. Но я вижу, вас что-то беспокоит!
— Да, беспокоит! Потому что ожидание перемен всегда связано с надеждами на лучшее, а что я могу предложить народу?
— Но вас любят, Повелитель. Более того, боготворят! До меня уже дошла информация, что самый ходовой товар сейчас, ваши портреты.
— От любви до ненависти, Рональд, один шаг. Ты же социолог, тебе ли не знать?!, — Адамс поднял руку. — Извините, князь, за былую фамильярность, я тоже привыкаю.
— Пустяки, я…
— Молчите, князь, не надо лишних слов. Мне нужна от вашей огромной конторы реальная помощь, а не льстивые подтверждения моих достоинств.
— Повелитель!, — Харман встал. — В таком случае, я вынужден просить у вас основополагающих директив.
— Каких еще директив?, — Адамс недовольно нахмурился. У Хармана на лбу заблестели капельки пота.
— Простите меня за возможную дерзость, Повелитель, — Рональд судорожно сжал папку для бумаг, — но раньше у моего института были определенные императивы, например, всесторонняя поддержка стабильности в обществе. А теперь, когда вы повелеваете планетой, аналогичных приказаний я жду от Вашего Величества.
Адамс тоже медленно поднялся со своего кресла, не сводя глаз от лица своего премьер-министра. Харман побледнел.
— Рональд, благодарю за откровенность, я подготовлю для тебя краткие тезисы. — Бенни сел в кресло. — Пока же продолжай, — он запнулся, — продолжайте сохранять в стране порядок и подготовьте для меня развернутый анализ по социальным последствиям смены власти. Все, идите, князь.
Харман облегченно вздохнул и двинулся по длинной ковровой дорожке к выходу, но через несколько шагов обернулся.
— Простите, Повелитель, я забыл сказать, что Лезурье ждет аудиенции.
— А разве я его вызывал?
— Хорошо, я передам, что…
— Подождите, Рональд, я же собирался с ним поговорить?
— Совершенно верно, Повелитель.
— Сколько прошло?
— Почти три недели, Повелитель.
— И что, он каждый день приходил?!
— Нет, только в часы отведённые для официальных аудиенций.
— А почему мне никто не доложил?
— Он ни разу не попросил о приёме, Повелитель.
— И чем же занимается?
— Читает. С ним всегда портфель набитый книгами и рукописями.
— Да? Ну, что ж, хорошо что не терял зря времени. Пусть заходит.
Бенни нервно забарабанил пальцами по столешнице. Зачем он удержал возле себя этого колючего старика, не лучше ли было сразу отослать его в свое поместье? Почему при мыслях о Лезурье у него внутри ощущается некое дрожание? Нет, это был не страх, а тщательно подавляемое внутреннее почитание и уважение к этому человеку. За что ему такая честь, он же его знать не знает?! Бенни злился сам на себя за сомнения, его раздражали эти странные ощущения, от которых надо было избавиться или хотя бы понять их природу. Двери отворились. Даймон Лезурье с достоинством склонил голову.