— «Нас обошли» — понял Корнелиус, застыв у треноги подобно соляному столбу. Дальнейшие события остались в его памяти странно замедленными, и почему-то беззвучными. Витт бросил патронташ, поднял винтовку, но ее заклинило при первом же выстреле, и он судорожно пытался ее перезарядить, Георг упал ничком и боком отползал к кустам. Связанный англичанин стоял на коленях и его губы быстро-быстро шевелились… Капрал же вскочив на поваленное дерево, передергивал затвор винтовки, что-то бормоча. Каждый раз, когда он его передергивал, одна из фигур в сером падала. Корнелиус не мог сказать, сколько это продолжалось. Просто в какой-то момент Поттенбакер опустил винтовку, и спрыгнул с бревна. Его лицо было даже не бледным, а скорее пепельно-серым.
Что-то лязгнуло, и затвор Витта, наконец, открылся, выбросив гильзу на траву. Из кустов виднелось удивленное лицо Георга.
— Живо, к митральезе, что встали — рявкнул капрал, — они сейчас вернутся. Корнелиус понял, что его оцепенение прошло, и схватился за ручки британского оружия.
— Правее наводи… Он послушно повел ствол вбок.
— Огонь… Когда Поттенбакер говорил, что это устройство стреляет быстро, Корнелиус не обратил на это особого внимания. Лишь теперь он понял, что имелось в виду. Стреляные гильзы вылетели на траву и рассыпались дымящимися желтыми зернами, оружие замолкло, как ему показалось, едва лишь начав огонь. Ван-Вейден без всякой мысли смотрел, как падают срезанные выстрелами молодые сосенки на краю прогалины, образовав небольшую просеку. Он видел на стрельбах огонь картечниц, но то были внушительные орудия на лафетах с несколькими артиллеристами расчета. И стреляли они все же медленнее… Он не знал, попал он в кого-то или нет, но сама мысль о том, какой мощности был огонь, потрясла Корнелиуса. Одно такое механическое ружье могло уничтожить если не эскадрон, то несколько десятков атакующих кавалеристов за несколько секунд. Ему стало не по себе, когда он представил среди этих атакующих себя. Из размышлений его вывел голос капрала.
— Почему ты его не застрелил? — он обращался к Георгу. Тот растерянно пожал плечами, и ничего не ответил. Англичанин по-прежнему стоял на коленях.
— Судя по всему мое содействие вам больше не нужно — сказал он слегка надтреснутым голосом, — я могу хотя бы рассчитывать, что моей семье сообщат подробности? Мне было бы неприятно умереть, осознавая, что мое имя будет запятнано обвинениями в предательстве.
— Считайте, что Вам крупно повезло, — капрал вытер лоб желтым фланелевым платком, — у меня приказ доставить Вас на нашу территорию, и убить лишь в случае если это окажется решительно невозможным…
— В подобной ситуации Вы все еще полагаете это возможным, — англичанин удивленно приподнял бровь, Корнелиус поразился его самообладанию.
— Пока я не вижу к тому никаких препятствий.
— Ваши предложения? — после вчерашней засады капитан О'Рейли был зол, он потерял полдюжины кавалеристов, а рейнджерам досталось и того больше.
— Признания за нами статуса военнопленных и сохранение жизни хотя бы раненым, в соответствии со Страсбургской конвенцией, — акцент американера был не таким чудовищным как это им обычно свойственно.
— Это все?
— Да.
— Вы не боитесь, что я выдам вас и ваших людей рейнджерам?
— Это вопрос Вашего честного слова, капитан.
— А если я откажусь?
— Мы будем отстреливаться, пока у нас хватит боеприпасов или пока мы все не погибнем. Терять нам все равно нечего.
— Вы пересекли границу до объявления войны и убили, по крайней мере, одного мирного жителя. Почему я должен считать вас военнопленными, а не элементарными бандитами? «Вы многого не знаете, капитан», — подумал Зильбер, — «и лучше будет, если и не узнаете». Но сказал он другое:
— Сейчас мы находимся в состоянии войны, и имеем все основания считаться военнопленными, а мирный житель атаковал нас первым.
— Он был мирным жителем.
— Вы вправе предать меня суду и вынести приговор, но в отношении моих подчиненных я прошу проявить милосердие, они выполняли мои приказы, и я сам буду нести за них ответственность. О'Рейли усмехнулся.
— Вы мне нравитесь. По крайней мере, командир готовый пойти на виселицу в обмен на сохранение жизни своих людей достаточная редкость. Однако максимум того, что я могу гарантировать, это то, что вас не повесят без суда.
