1918 год. «14 апреля. В с. Покровском была перепряжка, долго стояли как раз против дома Григория и видели всю его семью, глядевшую в окна»[339], — писал низвергнутый государь на пути из Тобольска в Екатеринбург.
А вот что записала в своем дневнике царица: «Около 12 приехали в Покровское… Постояли долго перед домом Нашего Друга… видели Его родственников, глядящих на нас в окно».
Царь и царица знали, что их дни и часы сочтены. Но они помнили и о том утешительном слове, что Григорий послал их маленькому Алексею. Они уже давно предугадали, что оно значило: «Дорогой мой маленькой! Посмотри-ка на Боженьку! Какие у Него раночки. Он одно время терпел, а потом стал силен и всемогущ — так и ты, дорогой, так и ты будешь весел, и будем вместе жить и погостить»[340]. Они помнили, как Распутин им обещал, что царевич Алексей исцелится годам к 13–14-ти и болеть больше не будет. Он и вправду уже больше не болел — не знал боли.
За несколько лет до трагической гибели царской семьи Григорий писал: «…Опять я его (царевича Алексея) спас, я не знаю, сколько раз еще спасу я его для хищников. Всякий раз, как я обнимаю царя и матушку, и девочек, и царевича, я содрогаюсь от ужаса, будто я обнимаю мертвецов… И тогда я молюсь за этих людей, ибо они на Руси более всех нуждаются. И я молю за все семейство Романовых, потому что на них падет тень долга и затмения».
22 мая царских детей, которых к тому времени уже отделили от родителей и везли к месту казни, видела на пристани в Тюмени Матрена Распутина: «Какое счастье выпало на мою долю. Сегодня я видела детей случайно совершенно, — пишет она в своем дневнике. — Пошла на пристань за билетами, вижу — стоит пароход, никого не пустили. Я пробралась к кассе чудом, и вдруг в окне парохода Настя и маленький увидели меня, страшно были рады»[341].
В свои последние дни император сильно изменился. «Он прямо поразителен — такая крепость духа, хотя бесконечно страдает за страну, но поражаюсь, глядя на него. Все остальные члены семьи такие храбрые и хорошие и никогда не жалуются, — такие, как бы Господь и наш Друг хотели бы»[342], — писала императрица Вырубовой о детях и императоре Николае Александровиче.
Григория Ефимовича царская семья любила и уважала до последнего вздоха. Комендант Ипатьевского дома Я. М. Юровский в своей докладной записке о расстреле царской семьи указывал на то, что «на шее у каждой из девиц оказался портрет Распутина с текстом его молитвы, зашитые в ладанку»[343].
Ф. Козырев задается справедливым вопросом: «Перед миллионами русских верующих во всей своей неприкрытой остроте встал вопрос о том, как совместить в сознании образ вечно пьяного и похабного мужика с остатками пищи в бороде и царственных мучеников, государя, царицу, прекрасных и чистых царственных дочерей, поистине агниц без пятна и порока, принявших смерть с образками и молитвой этого „пьяницы“, спрятанными у самого сердца. Кто был слеп — они, непорочные, мужественные, прекрасные, или мы… Вот центральный пункт всех споров о Распутине»[344].
В 1918 году большевики постарались уничтожить всех попавших им в руки представителей Дома Романовых. Совершилось невиданное и страшное событие: членов царской семьи живыми сбросили в шахту, на мучительную смерть. «Первой подвели к шахте великую княгиню Елизавету Федоровну и, столкнув ее в шахту, услышали, как она продолжительное время барахтается в воде, — вспоминал, как происходила казнь, один из убийц Василий Рябов. — За ней столкнули и ее келейницу Варвару. Тоже услышали всплески воды и потом голоса двух женщин. Нам стало ясно, что великая княгиня, выбравшись из воды, вытащила и свою келейницу. Но другого выхода у нас не было, и мы одного за другим столкнули и всех мужчин. Никто из них, должно быть, не утонул и не захлебнулся в воде, так как немного времени спустя можно было услышать чуть ли не все их голоса. Тогда я бросил гранату. Граната взорвалась, и все смолкло. Но ненадолго.
Мы решили немного подождать и проверить, погибли они или нет. Через некоторое время мы опять услышали разговор и чуть слышный стон. Я снова бросил гранату.
