А сына в отрочестве отдают в люди, тот учится ремеслу. Лет с двадцати работает помощником – кузнеца, скажем. Потом и собственной кузней обзаводится, обрастает клиентурой, появляется доход. Сын строит дом, а тут ему как раз и тридцатник исполняется. И он вводит в свое отдельное жилье молодую жену (девушек отдают замуж в шестнадцать, иначе им не успеть), появляются дети, а чуток погодя можно и родителям помочь.
Вот так. Все прочно, жестко, без сопливых эмоций.
Иначе не прожить.
Тут, кстати, никто не ограничивает тебя в браке – заводи хоть десять жен, если ты способен их содержать. Да и не только в браке…
Здесь нет любовниц, зато наложницы – обычное дело. То есть никто не скрывает «порочных связей» хотя бы потому, что они не считаются порочными, а вполне себе нормальными, освященными древними обычаями и законами.
Думаю, что Бажена тоже будет не прочь, если я принесу вено ее деду, ближайшему родственнику моей подруги. Дедуська немало о сестричках позаботился, так что выкуп – это только справедливо.
Но я пока не думал о женитьбе всерьез…
* * *
Прошел месяц, короткое лето незаметно переваливалось в осень. В зелени леса проявились первые следы желтизны, по ночам стало холодать.
Правда, в дружинной избе было тепло – и чисто. Я не только большую трубу вывел за кровлю, прямо в самый дымогон, но и потолок сложил из плах, законопатил как полагается. И дымоходу подпорка, и тепло лучше сохраняется.
Я даже вьюшку отковал, и дверку печную, поддувало сделал – кузнец местный, дед Чагод, дивился только. Зато теперь у меня печь как печь, тепло всю ночь хранит, дневальному лишь пару раз за ночь надо дровишек подбросить, чтобы с утра заново не растапливать.
Одно лишь меня расстраивало – окна. Малюсенькие, слюдой затянутые, они даже в ясный день не позволяли развеяться полумраку. Но это ничего – осенью я обязательно стекловаренную печь сложу, чтобы стекло варить. Я уже и песок сыскал подходящий, и золы накопил, и даже извести нажег.
Конечно, о стеклопакетах пока только мечтать можно. Я воспользуюсь так называемым «халявным методом» – это когда стеклодув с помощью железной трубки выдувает в несколько приемов сосуд цилиндрической формы – «халяву», а затем разрезает этот сосуд и выпрямляет в лист. Получается оконное стекло – не слишком ровное, с пузырьками, мутное, но свет пропустит, а уж раму я сколочу.
И почему – я? Мы! Десяток мой вкалывать тоже будет. А если я еще и свинца достану, то выплавлю стекло на венецианский манер – свинец прозрачности придает.
Вообще хорошо будет.
Вот так, в делах и заботах, и минуло лето.
Мои ребятки-зверятки возмужали, окрепли. Для них теперь кросс до Новгорода и обратно стал легкой прогулкой. Так и нагрузка возросла – каждый день я их гонял. Тяжести тягать, на турнике подтягиваться, по канату лазать. Стрелять из лука, метать копье, биться врукопашную или на тяжелых деревянных мечах.
Мал у меня схуднул, «подсох» – жир ушел, зато мускулы забугрились, как на Геракле. Его я тренировал отдельно – броски разучивал всякие, приемчики. Борец из него бы вышел – чемпион по всем статьям.
Довольствие от князя поступало не сказать что щедрое, так что я из собственных средств вложился в десяток. Старые свои шлемы мы обтянули тканью защитного цвета, а рубахи свои воинские, носимые поверх кольчуг, перекрасили. Вышел вполне приличный пятнистый камуфляж.
Старшие гридни смеялись поначалу. До тех пор хихикали, пока я не предложил им углядеть моих бойцов в лесу. Вот тут-то критики язычки свои и прикусили – десяток просто растворился в чаще, невидимым стал. А я еще и сажей заставил своих лица вымазать – полосками. И все! Не высмотреть бойцов!
Потом мы даже на круглые наши щиты чехлы надели и на ножны.
А в самом начале осени князь устроил нам жесткий экзамен.
Молоди в Городище хватало, не я один натаскивал отроков. Десятки Буяна, Фроутана, Добрилы, Истра, Алка тоже проходили «учебку» – по традиции, по обычаю. Что это значит?
А вот, ходили отроки за тем же Алком, светлым боярином, сопровождали его на охоту или в поездке как почетный эскорт, придавая его светлости значения. А тренировки когда, учеба?
