Утром могольское войско собралось в путь. Из ворот рупнагарской крепости потоком потянулись устрашающе вооруженные, усатые и бородатые всадники в тюрбанах и доспехах. Они двигались рядами по пять человек. Светлые лица всадников, украшенные черными бородами, напоминали гроздья цветов, облепленных пчелиным роем. Кони грациозно изгибали шеи, нетерпеливо грызли удила, игриво переступали с ноги на ногу, плавно покачивались, словно собирались танцевать.
Чанчал-кумари поднялась рано утром и, совершив омовение, стала одеваться. Ее наряжала Нирмал.
— Подружка, укрась меня лучше цветами, — сказала Чанчал-кумари. — Ведь я отправляюсь на собственные похороны.
— Я украшу тебя драгоценностями, милая, — отвечала Нирмал, с трудом сдерживая рыдания. — Ты едешь, чтобы стать повелительницей Удайпура.
— Хорошо, надевай драгоценности, Нирмал! — воскликнул Чанчал-кумари. — Зачем мне умирать безобразной? Я дочь раджи и умру красивой, как подобает принцессе. Какое царство можно сравнить с красотой? Может ли быть прекрасен трон без венчающей его красоты?
Нирмал стала украшать драгоценностями Чанчал-кумари. Глядя на ее красоту, рядом с которой поблекло бы усыпанное цветами дерево, Нирмал расплакалась и ничего не ответила. Чанчал-кумари обняла ее и заплакала сама.
— Нирмал, — сказала она. — Больше я не увижу тебя! Зачем Всевышний так зло пошутил надо мной! Какой-нибудь колючий куст остается там, где вырос. Почему же я не могу остаться в Рупнагаре?
— Мы еще увидимся, — ответила Нирмал. — Мы встретимся, где бы ты ни была. Ты не умрешь, не повидавшись со мной, и я не умру, пока не увижу тебя.
— Я умру на пути в Дели, — возразила Чанчал-кумари.
— Значит, мы встретимся на пути в Дели.
— Что ты говоришь, Нирмал? Как ты поедешь?
Нирмал промолчала, обняла Чанчал-кумари и снова расплакалась.
Закончив свой туалет, Чанчал-кумари отправилась в храм поклониться Шиве.
— Великий бог! — обратилась она к нему, совершив обряд. — Я иду на смерть. Скажи, чем тебя так радует смерть девушки? Неужели твой мир рухнет, если я останусь в живых? Если ты задумал это, то зачем ты послал меня на землю дочерью раджи?
Затем Чанчал-кумари пошла поклониться матери и проститься с ней. Совершив пронам, она долго плакала у ее ног. Потом она поклонилась отцу и тоже поплакала. Чанчал-кумари простилась со всеми своими подружками. Было пролито немало слез. Чанчал-кумари одарила подружек украшениями, безделушками и деньгами. Одной она сказала: «Не плачь, я вернусь». Другой сказала: «Не нужно плакать, разве ты не понимаешь — я уезжаю, чтобы стать повелительницей мира?» «Не плачь, — сказала она третьей, — если бы слезы помогали горю, я затопила бы слезами рупнагарские горы».
Попрощавшись со всеми, Чанчал-кумари села в паланкин. Тысяча всадников выстроилась впереди и тысяча всадников — позади паланкина. Паланкин был выложен украшениями из слоновой кости с инкрустациями из драгоценных камней, а внутри обтянут дорогими разноцветными тканями. Вооруженные пиками слуги своими пышными одеяниями поразили воображение местных жителей. Когда Чанчал-кумари поднялась в паланкин, в крепости затрубили в раковины, паланкин засыпали цветами и жареным рисом. Военачальник отдал приказ выступать, и конница потекла по дороге как прорвавшая плотину река. Кони шли, грызя удила и пританцовывая; далеко разносился звон оружия.
