Кроме других известных своими философскими концепциями западных физиков-современников Эддингтона, Шредингера и Джинса Вавилов упоминает в дневнике книгу: «The soul of the universe» Gustaf Strömberg («Душа вселенной») – «явно неудачная и помимо прочего просто бездарная ‹…› попытка спастись от бездушности мира, явлений» (22 февраля 1942). Об этой книге Вавилов пишет и в статье «В. И. Ленин и современная физика»: «По мнению автора, наиболее удивительный результат его исследования состоит в том, что индивидуальная память неразрушима, что сущность всех живых элементов, по-видимому, бессмертна и что, в конце концов, неизбежно существование мировой души. Следует, впрочем, заметить, что даже симпатизирующий и религиозно настроенный читатель не может не заметить крайней слабости биолого-философских рассуждений астрофизика Штромгрена[608]» ([Вавилов, 1944], с. 129).
Также среди упомянутых в дневнике философов есть несколько не самых известных российских. В приложении 4.1 в связи с «эстетизмом» уже был назван К. Н. Леонтьев. В записи от 22 февраля 1948 г. Вавилов одобрительно отозвался о философе Н. Н. Страхове (1828–1896): «Ум ясный, непутаный и „свой“». В 1915 г. Вавилов читал, а в 1946 г. специально отыскал в библиотеках и перечитывал «Этюды» неизвестного автора Л. Н. (все сведения об этой «брошюре» только из дневника): «Навевание идеалистических психо-снов».
В целом, при несомненной философской эрудиции, отношение Вавилова к достижениям «философов-предшественников» было довольно скептическим. «Странная судьба философии. Гегель, Кант, Соловьев – столько труда, мысли, трудно читаемых и понимаемых книг и ни за что это не зацепилось. В естествознании даже микроскопические мелочи становятся кирпичами, на которых растет техника, наука, все входит в жизнь. В философии в лучшем случае судьба хороших художественных произведений. Ни для кого они не обязательны. Одна эстетика. Что же это – псевдонаука? Чистое логизирование вроде шахматной игры? Неужели нельзя построить философию общеобязательную: как естествознание и математика? По-видимому, нельзя, за 3000 лет этого сделать не могли» (11 мая 1943).
При неплохом знакомстве с философией Вавилов порой демонстрировал полное незнание психологии: «Другие люди, чужие сознания, их взаимоотношение. Это, по-видимому, забывают и игнорируют почти все философские системы. В теории познания разбираются отношения сознания и объектов, но я ничего почти не знаю об отношениях сознаний, т. е. сознание, становящееся из субъекта объектом! Вероятно, философию придется заново переписать, если заняться такой задачей. ‹…› Другие – это вся область этики и морали и совсем новая форма познания» (29 мая 1942). «Должна существовать наука „анализа „я“» (27 марта 1940). Вавилов ни разу не упоминает в дневниках ни одного психолога, кроме неизбежного в советской реальности физиолога нервной деятельности И. П. Павлова (1849–1936), да и того – всего несколько раз и скорее по долгу службы. Иногда о психологии он отзывался просто-таки брезгливо («наукообразное размазывание тривиального» – 9 января 1944 г.), понимая тем не менее ее суть и допуская – хотя бы в принципе, без особой веры в успех – право психологии заниматься «проблемой сознания»: «По-прежнему непонятен „фокус“ сознания. Но строить действительно научную психологию, по-видимому, безнадежно» (1 января 1947). «…надо создать особую естественную науку психики (не психологию, это что-то жалкое до сих пор)» (НЗ, 18 декабря 1950).
Не зная психологии и при этом отважно врываясь в ее предметную область – загадок сознания, души, человеческого «Я», – Вавилов неизбежно изобретал психологические велосипеды: один только перечень затрагиваемых в дневнике психологических тем впечатляет. Отличие сознания от инстинктов животных (например, 6 августа 1938). Возникновение сознания у ребенка (28 мая 1942, 2 мая[609], 19 июля, 2 сентября 1948, 26 июня, 4 сентября, 16 октября 1949, 20 апреля, 7 мая, 7 августа, 5 декабря 1950). Различия мужского и женского мышления (16 марта, 24 апреля 1940
