Усталому мозгу приходилось работать в полную силу, тщательно выбирать слова, уместные по отношению к союзнику.
– Есть, сэр, – ответил английский голос. Затем к нему вернулась былая беспечность. – Что ж, пока прощаюсь, сэр, и спасибо за компанию.
Краузе с печалью отвернулся от рации. Когда он впервые услышал этот голос, то и подумать не мог, что проникнется теплыми чувствами к его обладателю.
Пятница. Ночная вахта – 24:00–4:00
В полутьме рубки менялась вахта. Телефонисты передавали наушники, сменился рулевой. Карлинг подошел и отсалютовал:
– Мистер Найстром заступил на вахту, сэр.
– Очень хорошо, мистер Карлинг.
– Доброй ночи, сэр.
– Доброй ночи, мистер Карлинг. Я принимаю управление, мистер Найстром.
– Есть, сэр.
Двумя командами рулевому Краузе подвел «Килинг» ближе к сгустку темноты – «Кадене», подошедшей к борту «Виктора». В какой-то момент ветер отчетливо донес несколько слов – кто-то кричал в рупор, развернутый в их сторону.
– Локатор слышит громкий треск, сэр, – сказал телефонист.
– Очень хорошо.
То был реквием по отважному кораблю. Два с половиной года назад «Виктор» ушел из Гдыни и прорвался через Балтику под носом у люфтваффе и кригсмарине. Два с половиной года он сражался не на жизнь, а на смерть, единственный дом на чужбине для оставшейся без родины команды. И теперь его не стало.
Четыре гудка сирены, пугающе громкие в ночи. «Ф» – спасательная операция завершена.
– Право помалу. Еще право. Одерживай. Так держать.
Он аккуратно подвел «Килинг» на расстояние окрика, зорко наблюдая за поворотом, затем шагнул к мегафону:
– «Кадена»! Комэскорта.
С «Кадены» отозвались в рупор.
– Всех сняли? – спросил Краузе.
– Да. Все у нас на борту.
Огромное облегчение. Пока шла операция, Краузе на миг представилось, как британский связист, обладатель бесстрастного голоса, падает между двумя трущимися корпусами и его переломанное тело уходит под воду.
– Курс ноль-восемь-семь! – крикнул Краузе.
– Восемьдесят семь, – повторил рупор.
– Догоняйте конвой на максимально возможной скорости.
– Постараюсь делать двенадцать узлов, – ответил рупор.
– Я буду прикрывать вас спереди, – сказал Краузе. – Идите переменным зигзагом. По плану семь.
– Переменным зигзагом? Но…
– Это приказ, – сказал Краузе. – Переменным зигзагом. План номер семь. Сейчас нулевая минута.
– Ладно, о’кей, – недовольно ответил рупор.
Удивительно, до чего почти все капитаны торгового флота ненавидят зигзаг. Им кажется, будто опасный участок надо проходить как можно быстрее, хотя за пять минут с маневренным планшетом и двумя параллельными линейками каждый может убедиться, что зигзаг сильно усложняет подлодке ее задачу и увеличивает время, за которое та сможет подойти на расстояние выстрела. А непредсказуемая смена курса в момент пуска торпед означает почти верный промах. Зигзаг значительно снижает вероятность попадания; думающий человек должен это понимать, даже если не прошел, как Краузе, противолодочную подготовку и не провел несколько минут в рубке учебной подводной лодки, планируя сближение.
– Вы слышали наш разговор, мистер Найстром?
– Да, сэр.
– Тогда примите управление. Позиция в завесе впереди «Кадены» на дистанции пятьсот ярдов.
– Есть, сэр.
– Рассыльный! Принесите мне кофейник кофе.
Теперь, когда «Виктор» затонул, следовало заново обдумать свое решение по поводу радиограммы. Ситуация радикально поменялась. На рассвете они с «Каденой» будут близко к конвою. Однако оставалась нехватка топлива у «Джеймса» и общая беспомощность эскорта. Хотя «Виктор» не будет их тормозить, день все равно предстоит долгий. Поддержка с воздуха изменила бы многое… да что там многое, изменила бы всё. Однако Лондон в любом случае постарается ее обеспечить. Так стоит ли сейчас нарушать радиомолчание (о риске, который это влечет, Краузе уже думал раньше) для того лишь, чтобы и без того высокая вероятность превратилась в уверенность? Стоит ли? Краузе вновь заходил по рубке. Ноги попытались оказать неповиновение, пришлось подавлять их мятеж. Мозг не бунтовал, просто тупо не желал думать. Надо взвесить все «за» и «против». Кофе, безусловно, поможет.
