Гретхен промолчала. Папа счел это знаком согласия.
– Правильно, у вас все есть! Я нашей договоренности не нарушал! Это она ее нарушила! Понимаешь?
Гретхен покачала головой.
– Но папа! Ваш договор – столетней давности! Тогда все было по-другому. Тогда мама думала, что обойдется без работы! А теперь поняла, что ей все-таки хочется иметь профессию!
Папа хотел было что-то на это возразить, но Гретхен не дала ему сказать.
– Да и вообще дело не в этом! Что такого, если человек хочет получить профессию? Это же не против тебя направлено! Почему ты воспринимаешь все так, как будто мама лично тебе хочет сделать что-то плохое?! И кроме того: мне ты все время твердишь, что я после школы обязательно должна учиться дальше, чтобы потом найти приличную работу! Почему, скажи на милость, я должна стремиться к приличной работе, а мама – нет?
Папа с удивлением воззрился на Гретхен, и взгляд его был не слишком дружелюбным. Он пригладил усы и сказал ледяным тоном:
– Не вижу оснований обсуждать с тобой наши личные проблемы!
Гретхен встала и вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь.
За ужином она почти ничего не ела, что не укрылось от бабушкиного зоркого ока.
– Без еды, детка, душа в теле не держится! – проговорила бабушка, готовая, кажется, приступить к кормлению по методу «ложечку за папу, ложечку за маму». Гретхен, вяло ковыряясь вилкой в тарелке, мрачно посматривала на своих родственников, которые уплетали ужин за обе щеки. Когда же она заметила, как бабушка сочувственно кивнула папе и, облизывая губы, измазанные брусничным соусом, тихонько проговорила: «Ешь, ешь, дорогой, легче станет!» – а папа, обмакнув клёцку в соус, со вздохом ответил: «Что еще остается делать?» – она не выдержала и выскочила из-за стола. Не обращая внимания на опрокинувшийся стул, Гретхен убежала в детскую. Закрывая дверь, она услышала голос бабушки:
– Гансик, подними-ка стул! Да, бедная девочка! Сама не своя! С тех пор, как я в последний раз ее видела, она совсем превратилась в тень! Похудела килограммов на пять, не меньше!
Гретхен потихоньку выбралась в прихожую, подошла к шкафу и посмотрелась в большое зеркало. Неужели она действительно похудела? Если верить отражению, то она и впрямь теперь выглядела не такой пампушкой, как обычно. «А это мы сейчас проверим!» – мысленно сказала Гретхен своему отражению и достала джинсы Гансика, в которых ходила к Флориану Кальбу относить тетрадь по математике. Гретхен быстро стянула с себя платье и влезла в джинсы, которые еще неделю назад с трудом застегивались на ней, не говоря уже о том, что тогда над поясом по всей окружности нависала жирная колбаса. Теперь же никакой колбасы не наблюдалось, а молния застегнулась без всяких усилий, даже живот не пришлось втягивать. Гретхен не могла налюбоваться на такую красоту и долго наслаждалась зримым доказательством произошедших перемен. Услышав, что бабушка собирает посуду со стола, явно намереваясь идти в кухню, Гретхен нехотя оторвалась от созерцания, надела первый попавшийся свитер и поспешила укрыться в детской. Там она разобрала школьный рюкзак и положила в него все необходимое к завтрашнему дню. При этих обстоятельствах Гретхен вспомнила Флориана Кальба и невольно задумалась, как она относится к нему, а он – к ней. Размышляя над этим вопросом, она успела оточить три карандаша, но не испытала никакого душевного волнения, из чего сделала вывод, что, когда у тебя того и гляди развалится родная семья, на любовные отношения смотришь как-то более трезво.
Ближе к вечеру, когда за окном уже почти стемнело, в комнату вошел Гансик и сказал, что поступило предложение поиграть в карты.
– Бабушка зовет сыграть в шестьдесят шесть, на четверых, – сообщил он.
Гретхен велела передать, что не хочет сегодня играть в карты, а самого гонца попросила очистить помещение. Затем она взяла огромную стопку изрядно потрепанных романов и принялась перечитывать счастливые концовки. Она открывала каждую книжицу на заветной шестьдесят второй странице и читала только последний разворот, на котором все упивались благословенным счастьем. Но в этот вечер графско-княжеские радости у Гретхен как-то не пошли. Все эти трепещущие баронессы с их ахами-вздохами и слетавшими с уст клятвами в вечной любви оставляли ее совершенно равнодушной. Ее внимание было приковано к прихожей: она напряженно прислушивалась, надеясь уловить знакомые звуки. Вот ключ вставляется в замок, вот открывается дверь и приходит мама. Гретхен дошла как раз до предпоследнего хеппи-энда, когда услышала наконец легкий шорох в коридоре. Отбросив в сторону «Гордое сердце графини фон Рейхенберг», Гретхен соскочила с кровати и побежала встречать маму, которая только-только успела переступить порог квартиры. Гретхен хотелось броситься к маме на шею, но, сочтя, что такой порыв будет выглядеть слишком уж драматично, она сказала только:
