Наша компания, возглавляемая викарием, дождалась парома, переправилась через реку и уже почти в полной темноте подъехала к внешнему кольцу стен, освещаемых стоящими через каждые пятьдесят метров чанами со смолой. Воротники сперва не хотели нас впускать, но, услышав раздраженный голос заместителя нижегородского епископа, быстро свое мнение изменили и распахнули калитку.
Несмотря на поздний час, внутри стен город и не думал спать. Людей на улицах было столько, что у Стефа, привыкшего к безлюдным просторам, даже в глазах зарябило – он сам об этом сказал. Отец Василий, тоже заметивший замешательство Стража, усмехнулся и произнес:
– Ничего, Стефан. Сейчас в кремль въедем, тебе полегче станет.
И правда, стоило нам оказаться за вторым кольцом стен, как подопечный мой слегка расслабился. Но, как оказалось, зря – нас тут уже ждали. Шестеро Стражей, из тех, что головой потолок цепляют, окружили нашу процессию.
– В чем дело, молодцы? – удивился викарий, явно такой встречи не ожидавший. – Что за почетный караул?
– Приказ епископа Нижегородского, – не смутившись, ответил командир этой шестерки, здоровенный мужик с широкой грудью и сильными руками, которым явно было тесно в красном форменном кафтане. – Граничник Стефан Дуров по прибытии должен быть препровожден в место содержания.
– Ничего не путаешь, парень? – столь мягко и вкрадчиво уточнил викарий, что даже мне, сущности бестелесной и от страстей тела свободной, как-то не по себе стало.
– Никак нет, владыко.
– Что ж, – не стал спорить священник. – Ступай с ребятами, Стефан. Я пока разберусь, отчего преосвященнейший такие приказы раздает.
И, оставив нас, викарий поспешил к темневшим невдалеке стенам храма. А Стеф, оглядев коллег, никогда за пределы города не выходивших, холодно бросил:
– Ведите уж.
С ходу разобраться в причинах ареста Стража викарий, как я понял, не смог. Стефана уже проводили в подвал, заперли в камере – на сей раз это была именно камера, не келья, приспособленная для содержания арестантов, – а отец Василий все не спешил появляться. Видимо, долгий и напряженный у него вышел разговор с начальником – епископом Нижегородским. Оно бы и ничего, мы и в темной посидим, если надо, только неплохо бы вот понимать, что происходит-то…
Гвардейцы – Стеф шикнул на меня, когда я разок назвал наших надсмотрщиков Стражами, – перед тем, как оставить арестанта одного, тщательно его обыскали. Изъяли все оружие, а также моих дронов. В результате я остался, можно сказать, слепым и глухим – одни лишь органы чувств Стража и мог использовать. После привычного обзора на триста шестьдесят градусов и возможности в любой момент приблизиться к интересующему меня объекту я словно бы в калеку превратился. Если что-то хотелось рассмотреть, требовалось просить Стефа, чтобы он голову повернул, а то и подошел куда нужно.
Хорошо еще, что не деактивировали колонии нанитов в теле моего подопечного, а то бы я точно лишился всех возможностей взаимодействия с внешним миром. К счастью, процедура это долгая, технически сложная, а еще требует санкции на проведение, которая может быть выдана только после выдвинутого против Стража обвинения. За здорово живешь превратить граничника в обычного человека нельзя, надо хотя бы объяснить причину. А этого сделать никто не потрудился.
Стеф включил ночное зрение, огляделся по сторонам, хмыкнул, увидев, что даже лавки в качестве места для сна для него пожалели, и уселся на пол, прислонившись спиной к стене.
– Ну и что это было, по-твоему?
Говорил он вслух, нимало не заботясь о том, что нас могут подслушать. Так-то гвардейцы вроде бы ушли, но кто знает, какие в этих камерах устройства слежения стоят. Я мог бы попытаться их отыскать, если бы мне технику оставили.
«Теряюсь в догадках, – отозвался я. – Могу предположить, что викарий в отношении тебя действовал без санкции своего шефа, так сказать – на опережение, за что сейчас и получает по шее».
– Зачем же тогда меня в каменный мешок пихать? – Стеф не понял моего намека или проигнорировал его, продолжая говорить в полный голос. – Нелогично. Кабы все было, как ты говоришь, епископ бы пожелал лично взглянуть на Стража, за которым сам викарий помчался на окраину епархии. А он вот так, с ходу – в темную.
