— Да, — произнес я. — Он в Яне был, сейчас внутрь смотался.
— Так чего мы сидим? — возмутился оперативник. — Давай пошли!
Против моих ожиданий на этот раз охранник для нас препятствием не стал. Впрочем, здесь свою роль сыграло то, что он с интересом смотрел за тем, как развивались события в зрительном зале, где пришедшая в себя после падения модель орала на окончательно поплывшую Яну, при этом не забывая поворачиваться «рабочей» стороной лица к снимавшим происходящее многочисленным фотографам. Как говорит Маринка, даже неудача становится благоприятным инфоповодом, если ее правильно подать.
Но нам с Нифонтовым до всего этого дела не было, мы с топотом промчались через какой-то тускло освещенный коридорчик и оказались во внутренних помещениях, где и вправду творился натуральный хаос. Не соврала нам Жанна.
Эпицентром его являлся невысокий человек со странной прической и в клетчатом пиджаке, он блажил в голос, перемежая итальянские слова с подсердечным русским матом. Если я правильно понял, он просил его немедленно убить, потому что только смерть могла гарантировать ему душевный покой.
Этого бедолагу утешали полуодетые, а то и вовсе раздетые девушки, молодые люди с подведенными глазами и несколько бесформенных теток, на запястьях которых имелись подушечки с торчащими оттуда булавками. Они называли его «маэстро», заверяли в том, что выходка Сибирцевой показ не сорвала, а, напротив, придала ему особенный скандальный шарм, и настоятельно призывали продолжать действо.
Короче, кого тут только не было. И только господин Осьмянин отсутствовал.
— Его нигде нет, — сообщила мне Жанна, выскочив словно из-под земли. — Саш, я ничего не понимаю. Я знаю Гнуса, он не мог уйти. Он всегда смотрел до конца на те пакости, которые случались после того, как он насвинячит кому-то. Но его тут нет!
Я прошел мимо завывающего модельера, проигнорировав при этом вопросительные взгляды невозмутимых теток с булавками, миновал коридор, заставленный напольными вешалками, и оказался рядом с выходом на подиум, где все так же толпились модели, не знавшие, что делать. Маэстро истерил, а без него, похоже, тут ничего не работало.
И только один человек был на редкость спокоен. Речь шла о Дарье, стоявшей в кулисах и неотрывно смотревшей на плакавшую Яну, при этом на губах ее змеилась улыбка. На редкость знакомая улыбка, та, которую я видел на фотографии в присланном мне Ряжской досье.
— Ты его видишь? — ткнул меня в бок Николай. — Или нет? Чего застыл?
— Вон, — мотнул я подбородком в сторону Камышовой, не сводившей глаз с униженной соперницы, которую в данный момент подняли за локти с пола и повели в нашу сторону. — Он в той милашке обосновался.
— Так вышиби его оттуда, — предложил мне оперативник. — Хотя да, ерунду порю. У всех на глазах такое не делается.
— Что-то тут не так, — пробормотал я. — Только понять не могу, что именно.
В этот момент Камышова перевела взгляд на меня, и улыбка медленно сползла с ее губ. Это было как в старых детективах: сыщик и вор встретились глазами и каждый понял, кто перед ним стоит.
Перекрестье взглядов длилось недолго, считаные секунды, а следом за тем модель серебристой молнией скользнула в какой-то отнорок, которыми было просто пронизано все закулисье этого заведения. Мы с Николаем кинулись за ней, плюнув на условности и на то, что нам придется засветиться на подиуме. И тут по закону всемирной подлости именно в этот самый момент грянула музыка. Как видно, маэстро передумал умирать, здраво рассудив, что шоу должно продолжаться.
— Ого, Франческо сегодня и мужскую коллекцию решил презентовать! — донесся до меня голос дорого одетого мужчины из первого ряда. — И ведь ни словом не обмолвился, хитрюшка! А что, мило, мило. Мне нравится.
— Эдакое ретро столичных окраин, — жеманно добавил его спутник, к которому более всего подходило определение «оно». — Районы, кварталы. Весьма-весьма.
Я не удержался, крутанулся на месте, а после, приложив руку к бедру, на мгновение застыл на месте. Ну а чем я хуже этих моделей? И нам, ведьмакам, не чужд мир высокой моды. Но, разумеется, без заднеприводных ценностей.
