– Вот здесь и лежи, покуда не просохнешь!
Тот высунул наружу лишь один нос, блестел глазом. Прекрасно, кисло подумал Бэрин, а где должен спать я? Лисса стояла у окна, расчесывая потемневшие от воды волосы – он и не замечал, какие они у нее длинные…
– Так, – сказала Берта. – Воду унесут. Еды вам хватит. Подружек твоих предупрежу, чтоб не совались. Но ты все одно запрись. К вечеру еще приду.
И крепко брякнула дверью. Подумав, он все же задвинул засов. Оглянулся от двери: Лисса отвела глаза и принялась дальше бороться с запутавшимися волосами. Он сказал негромко:
– Поди сюда.
Лисса пришла. Встала, глядя на него, в опущенной руке – гребень.
– Ты правда собиралась забрать Интиного ребенка?
– Он, – взмахом руки куда-то назад Лисса подразумевала берег за Обсидианом, вернее, своего мертвого вожака, – он приказал…
– Я спрашиваю, ты бы это сделала?!
– Нет. Да. Не знаю… – Лисса впервые взглянула ему в глаза и показала на кровать. – Если бы Зихард сказал, что убьет Рыжика…
Ребенка за ребенка. Волчонка за… лисенка, невесело срифмовал он. Фэрлин ей не простит. Если б вожак был живой, брат пошел бы и прикончил его. А теперь для мести осталась только Лисса…
– Но ты его убила. Почему?
– За… тебя. Ты не знаешь, что бы с тобой стало… Но если б я знала…
Ее пальцы разжались, и гребень забыто упал на пол.
– Что? – Он подобрал гребень – Лисса смотрела в стену над его головой. Прошептала:
– Что это так… просто. Почему я не сделала этого раньше?
Да, это бы очень облегчило всем нам жизнь. И сильно сократило твою.
– Прекрасно! – одобрил он. – И тогда давно бы убили тебя и твоего брата. Что сделано, то сделано. Думаю, когда Фэрлин… придет в себя, он…
– Я так боялась, что вы… обернетесь!
– Ну что ты! Тогда Берта нас просто бы убила – столько порванной одежды всего за один день!
Какое счастье, что с ними в тот момент не было Найны – все еще возится с его рукавицами, то есть с порчей. Уж ее бы не смогли остановить ни Инта, ни он сам…
Уверенный стук в дверь. А вот и наша неистовая сестренка, легка на помине!
– Не двигайся, – приказал он. По дороге к двери подобрал уроненный мешочек с лавандой, которой Берта упорно перекладывает вещи, хотя он терпеть не может ее запах. И Найна тоже. У двери он размял мешочек в ладонях и еще растер на груди сухую траву. Приоткрыл дверь нешироко, вышел и тут же закрыл за собой.
Найна почти отпрянула от него.
– Ф-фу!
– Да, – согласился он, стряхивая с рубашки травяной порошок. – Берта опять постаралась.
Найна, морща нос, поглядела на запертую дверь.
– Что, там у тебя снова девка?
– Хочешь познакомиться?
– Я их даже запоминать не успеваю… Ну и задачку задала эта твоя… ведьма!
– Не моя, – отрекся он. – Ну говори же, не томи! Получилось?
Найна улыбнулась. Бледная, темные круги вокруг запавших серых глаз – наверняка не спала.
– Да. Распутала я все-таки твое проклятое вязанье-порчу!
– И что… я здоров?
– Будешь здоровее прежнего! – заверила его Найна, откидывая со лба волосы. Засмеявшись, он притянул ее, закружил в объятиях.
– Да ты ж моя умница, красавица, волчица моя белоснежная, нет тебе равных! Я не сомневался, что ты справишься!
– Не ври, боялся! – пробормотала ему в ухо Найна. По тому, что сестра тоже прильнула к нему и даже прижалась губами где-то возле уха, он понял, что и она испытывает огромное облегчение – ведь Найна терпеть не может нежностей. Впрочем, почти сразу его и оттолкнула. Сказала наставительно: – Ты больше всякую гадость не покупай, где твои глаза-то были? Снова на девчонку засмотрелся?
В некотором роде. Найна потянулась, сказала мечтательно:
– Сейчас наемся и спать лягу… просплю целые сутки!
– Безлунной тебе ночи.
– И тебе.
Бэрин поглядел ей вслед. Хорошо бы сутки – за это время Фэрлин примет решение. Если еще и Найна вмешается – быть серьезной драке и даже убийству.
Вернулся в комнату, пристально изучая свои руки. Никакой разницы ни во внешнем виде, ни в силе пока незаметно… да верно ли Найна справилась с порчей? Или все будет возвращаться столь же медленно и незаметно, как и уходило?
Лисса стояла на том же месте; кажется, даже с ноги на ногу не переступила. Тоже глядела то на его руки, то на его лицо – молча и тревожно. Он хотел помучить ее неведением, но сжалился:
