Сидевший за столом седой морщинистый человек встал, протянул руку Студенту.
— Не узнаете? Это хорошо. — Бархатистый голос того самого спутника в поезде… Но как постарел! Лет на двадцать! — Меня только четверо знают без парика и грима, вы в том числе. Но все забыли, как я выгляжу на самом деле… И вы тоже, надеюсь… Я, как Симон-маг, вынужден выдавать себя за другого.
— Конечно, — промямлил Студент привязавшееся слово. Теперь страх пронизал его с головы до пят… Куда он попал? Что за человек этот Граф?.. Но ботинки прилипли к полу, отступать было поздно…
— Олег, наверное, вам сказал, что вы должны стать моей тенью, безмолвной и верной. Знаете, что такое тень?
— Знаю, — сдавленным голосом ответил Студент.
— Очень хорошо. Но все-таки прошу вас, когда выйдете на улицу, последите за своей тенью, поучитесь у нее, как надо себя вести.
Легко, пружинисто прошел Граф по комнате, взялся за рамку зеркала и открыл… как открывают дверь… За ней была небольшая сумрачная конурка с одним потрепанным креслом.
— Ваше рабочее место. Проходите. Там в углу в жестяной коробке нож, пистолет, но думаю, они вам не потребуются…
Студент приблизился к креслу, обернулся. Зеркальная дверь затворилась. И он, пораженный, увидел, что это не дверь и не зеркало, а самое настоящее окно. Сквозь чуть мутноватое стекло четко просматривалась вся комната.
— Видите меня? — спросил Граф.
— Очень даже прекрасно…
— А я любуюсь своим отражением в зеркале. Поздравляю с началом работы…
Студент видел, как они сели один против другого за большой стол. Два странных, пугающих его человека. О чем говорили — не слышал, к нему пробивались лишь глухие, размытые звуки.
Потом Граф, оставшись в одиночестве, неторопливо перелистывал, читал бумаги из папки, которую принес Олег.
Нудно тянувшееся время слегка успокоило Студента. Он все чаще отрывал взгляд от сосредоточенно читающего Графа, любовался купленными вчера часами с фосфоресцирующими стрелками… Три стипендии отвалил за них. Подумать только! Хотелось скорее дождаться темноты, чтобы увидеть, как они светятся…
Внезапный громкий окрик словно толкнул его.
— Студент, войдите, пожалуйста!
На миг его снова охватила зыбкая слабость. Пересилив ее, он рванулся к зеркальной двери и почтительно застыл перед Графом.
— Я сейчас уезжаю. Без вас. Возможно, сюда больше не приеду. Возможно. Через два часа вы свободны до следующего воскресенья.
После ухода Графа он вернулся к своему креслу и блаженно растянулся в нем. «Ну и работенка, — подумал на этот раз с удовольствием. — Если за это еще и платить будут больше, чем профессору… Подвезло мне, ничего не скажешь…»
Справа что-то мерзко скрипнуло. Он повернулся. Оказывается, здесь в дощатой стене была еще дверь, совсем незаметная. Из-за нее выглянуло усатое круглое лицо китайца.
— Граф уехал?
— Какой Граф? — грубо переспросил Студент.
Хитро, весело щурясь, китаец медленно выплыл из-за двери, постепенно заслоняя ее собой. Сперва показались выпуклая грудь, словно под рубашкой скрывались металлические доспехи, внушительные плечи и короткие мощные руки, затем кряжистые ноги в узковатых брючках, желтые кожаные мокасины.
— Правильно отвечаете, Студент. Я тоже никакого Графа не знаю… А зовут меня дядюшка Цан. Мой кабинет тут… — ткнул он крючковатым пальцем за спину. — До вас я здесь сидел… Теперь другое дело имею.
Студент настороженно молчал.
— Уехал, значит… А я хотел угостить его. Такое блюдо приготовил, можно сутки есть без остановки.
— Я вас не знаю. — Студент по-прежнему был грозен и неприступен. — Давайте лучше прощаться.
— Э-э, не пугайте. Вашего бокса не боюсь. Я каратист… И свой человек тут… Вы, Олег и я знаем Графа в лицо, поняли? Трое. Четвертый — это женщина. Полгода ее ищу, найти не могу… Найду. От дядюшки Цана не спрячешься, — Оглядев с ног до головы Студента, он мирно продолжил: — Сидите и слушайте. Вы — тень, вам молчать надо. А мне говорить хочется. С утра рот не раскрывал, аж язык закостенел… К нам пришли — хорошо. Большим человеком будете, уважаемым… Нашего графства все боятся…
Студент уже верил, что китаец тоже работает на Графа, но чем-то обиженное самолюбие сдерживало его желание ответить тем же радушием.
