— Какие же они партийные, если заботятся только о своем пироге? — негромко, сдержанно проговорил Павел, хотя выкрики Лукерьи глубоко задели его: во всем она ищет только выгоду. — Я в чужие карманы не залезал и не залезу. Я в партии состою для того, чтобы тебе, темной женщине, светлей жилось.
Послышался злой старушечий смех.
— Чем ты мне будешь светить? Прорехами на штанах? Светитель!..
— Хватит, тетка Лукерья, отойди! — Павел повернулся опять к Коляю Фанасову. — Шуру я тебе не отдам. Попытаешься увезти — машину твою взорву. Я жизнь за нее положу!
Коляй грузно поднялся, отодвигая от себя стол, кулаки повисли, как гири.
— Ты, Пашка, брось. По-доброму говорю. Я тоже не шутки шутить приехал. Я тоже могу за себя постоять, ты знаешь.
Лукерья всполошенно заголосила:
— Да что же это такое, батюшки! Скричать надо кого-либо!.. — Она торопливо накинула на голову шаль, собираясь выйти из избы. — Ах ирод, ах разбойник!..
В окно постучали. Лукерья отогнула занавеску. К стеклу, расплющив нос, приник Мотя Тужеркин, показывая Коляю кулак: смотри, мол, не начинай. Сбоку от Моти виднелось сухонькое личико Алены, негасимым любопытством светились ее пронзительные глаза.
Шура глубоко и словно болезненно вздохнула. Она встала из-за стола, решительно приблизилась к Павлу.
— Отойди!
Он взглянул на нее недоуменно и, казалось, с мольбой и послушно отодвинулся к кровати. Шура обернулась к Коляю.
— Прости меня, Коля… Зря побеспокоила тебя, не поеду я с тобой. — Коляй сел, словно Шура сильно толкнула его. — Не будет у нас с тобой жизни. Уехать я не могу. — Она через плечо взглянула на Павла: войдя в дом, он снял с нее гнет, к ней вернулось прежнее сознание независимости. — Да, ты, Коля, ошибся во мне. Тебе не жена нужна, не друг жизни, не товарищ, а работница. Чтобы она могла таскать кирпичи и цемент, рыть землю, торговать на базаре огурцами, чесноком, готовить тебе обеды и рожать детей. Тебе нужна рабочая лошадь. Я человек! Не будет у нас счастья. — Она передохнула. Ей стало горько, что судьба обошла ее счастьем. — Уходи, Коляй! — крикнула она сквозь слезы. — Уходи сейчас же!
Лукерья перекрестилась.
— Что ты делаешь, Санюшка? — прошептала она с материнской болью. — Опомнись!
— Пусти, мама! — Шура оттолкнула мать, резко обернулась к Павлу. — И ты уходи! Слышишь? Никого мне не нужно!.. Господи, мама, ну почему я такая несчастная!..
Мать увела ее в чулан, усадила там на лавку и вернулась к Коляю и Павлу.
— Видите, не в себе она. Довели девку…
Павел, очутившись на крыльце, сел на свое обычное место.
— Ну, что? — спросил Мотя Тужеркин, подбегая.
— Выгнала, Мотя.
— А поглядеть на тебя — словно она тебя поцеловала! — ухмыльнулся Мотя. — С чего это тебе так весело?
— Она и его выгнала, Мотя. «Не поеду, — говорит, — с тобой».
— Вот и хорошо! — проговорила Алена, довольная тем, что довела дело до конца. — Я пойду домой, Паша, ноги закоченели…
Через несколько минут мимо Павла и Моти метнулся Коляй Фанасов; подлетев к машине, швырнул в кабину чемодан, вскочил сам. Как назло, сел аккумулятор. Коляй вылез из кабины и загремел заводной ручкой, не попадая в отверстие.
Павел подошел к Фанасову.
— Не сердись, Коляй, что так получилось, — сказал он миролюбиво. — Мне без нее в жизни ходу нет… Если можешь, пойми. — Он взял из рук Коляя заводную ручку. — Садись за баранку, я крутану.
Коляй, отъезжая, бросил Павлу:
— Утром приеду за картошкой, приготовь!
Машина, разворачиваясь, фиолетово озарила избу светом фар, вышла на дорогу и укатила. В ночной свежести долго носился острый запах бензиновой гари. А за стеной девушка с соломенными волосами плакала о счастье.
15
Утром за Мотей Тужеркиным пришла сторожиха, полная сердитая баба, — концы платка, завязанного на лбу, торчали подобно рогам, — сказала, чтобы немедленно явился на правление.
Мотя встревожился:
— Не знаешь зачем?
Сторожиха взглянула на него косо, недружелюбно; рога были нацелены прямо в грудь.
— Мне не докладывали! Набедокурил, чай, что-нибудь…
Торопливо одеваясь, Мотя выискивал свои провинности, за какие ему могло влететь. Наверно, за машину — разутая стоит, без присмотра, без номера… А может, надумали взыскать за пшеницу: осенью, когда возили хлеб с поля, у него раскрылся кузов, и полмашины зерна осталось на дороге, грачам на потеху… Или птичница наябедничала новому председателю: Мотя стащил двух кур и вместе с приятелями сварил их в Козьем овраге на закуску под самогонку… Много всплывет грешков, если покопаться получше…
