- Потрясу, - отозвался Скоробогатов. - Завтра же. Тарачуня будет трясти.
- Тарачуня, говоришь? - сказал Нелюбин, осторожно почесав лоб рядом со швом. - Чешется, зараза... Тарачуня - серьезный дядька. Только, по-моему, лучше это сделать сегодня. И Попова лучше сегодня взять, а не завтра. Как ты думаешь? Чую - что-то здесь не то...
Игорь не стал слоняться по городу, а ушел в ближайший парк и проторчал здесь до пяти вечера. Лавочка, на которой он утвердился, поначалу была удобная, комфортная, способствующая хорошей релаксации, но спустя час сидеть на ней стало уже совершенно невозможно. Впиявливалась, паразитка, в тело, находя самые чувствительные, самые болезненные места, как ни садись. Пришлось встать, чтобы размяться.
А тем временем в организме его шла какая-то усиленная работа, проявляющая себя порою в том, что он вдруг начинал слышать шум далекой улицы и даже явственно различать отдельные голоса. Он мог увидеть муху, сидящую на листе в ста метрах от себя, почуять запах жарящегося на центральной аллее парка шашлыка - это уже метров 150-200. Потом это пропадало. Случалось, что в утробе у него начинало бурлить так, будто там срабатывал сливной бачок, и это было весьма неприятно, поскольку именно в этот момент мимо обязательно кто-нибудь проходил.
Игорь чувствовал, как в нем растет какая-то могучая, необоримая сила, которую уже не нужно подпитывать бифштексами и полтавскими котлетами, ибо она имеет не животный, а энергетический характер. Энергиями же наш мир наполнен в избытке.
Между прочим, бурление в животе никоим образом не было связано с возникающим время от времени отчетливым запахом шашлыка, нет, нет, это был не голод. Вот уж чего-чего, а чувства голода Игорь не испытывал ни капельки.
В семнадцать часов он встал и направился к метро.
======
За десять минут до полуночи стала известна еще одна немаловажная подробность: существовали, оказывается, несколько карт, по всем признакам старинных, но, как показал анализ, изготовленных из суперсовременных, частично знакомых, а в основном совершенно незнакомых науке материалов, то есть как бы подброшенных в нашу суровую действительность из будущего. Так вот люди, обнаружившие эти карты кто в почтовых ящиках, кто на собственном балконе, утверждали, что на этих картах изображена схема микрорайона, в котором они живут, и что первый подъезд дома номер 66, в котором недавно прогремел взрыв, помечен красным крестом.
В поставленном в связи с терактом на уши отделении милиции, обслуживающем данный микрорайон, никаких схем, никаких улиц и никаких домов на картах обнаружено не было. На них был мелкий узор и небрежно начертанный поверху красный крест.
Но люди-то пришли. И все, как один утверждали, что видели именно схему. Это сейчас узор, а была, черт побери, схема. Помочите карту в молоке, может проявится. Люди болели за родной город и за свой кровный микрорайон, а помимо этого люди бдели, ибо чувствовали руку коварного врага.
Всего таких карт было девять. Что можно было сказать по их поводу? Что они, возможно, сделаны из того же материала, что баксы Попова. Вот именно. Нужно было непременно взять баксы на анализ. Карты, баксы, фигурист, показания старух и, разумеется, взрыв - под очередную стопку прочищающего мозги коньяка как-то незаметно слились воедино. Зримо выпятилась гнусная личина главного злодея, и Скоробогатов отдал своим орлам команду взять Попова.
Всё, конечно, было сделано чин-чинарем. Орлы, одетые в милицейскую форму, подкатили к дому Попова на позаимствованном у эмвэдэшников минивэне фирмы "Крайслер", лейтенант Кибиткина на вопрос Игоря "Кто там?" тоненьким голосом ответила: "Телеграмма из Воронежа" (комитетчикам да не знать, где живут Светины родители), - после чего открывший дверь Игорь был профессионально скручен в морской узел двумя ухватистыми орлами.
Кибиткина встала рядом с кроватью, на которой, естественно голая, лежала под простыней обалдевшая от происходящего Света.
Еще двое орлов быстренько осмотрели комнаты, и один из них нашел в Колькиной комнате карту, украшенную красным крестом. Десятую карту. Искать её особенно не пришлось, она в раскрытом виде покоилась на письменном столе. От зажженного света и шороха Колька естественно проснулся и начал звать маму, но комитетчик приложил палец к губам, щелкнул выключателем и, с картой в руке, аккуратно прикрыл за собой дверь.
