Знал бы он, как близок к истине. Именно что залётный, да ещё какой. "Всё у них тут повязано, - подумал Игорь. - Жульё чертово". Никогда раньше он не позволил бы себе так подумать о Нелюбине - благодетеле и доброхоте, а тут как пелена с глаз упала, увидел в истинном свете. Именно что жульё, подмявшее под себя всех и вся, так что ни вздохнуть, ни охнуть. Потому-то всё и завяло, заморозилось, что такие вот нелюбины наложили на это свою лапу. Они очень осведомленные, эти нелюбины, знают все денежные речки, ручейки, заводи и омуты. Их на мякине не проведешь.
А пошел бы он к чертовой бабушке, этот Аркадий Петрович.
- А пошел бы..., - начал было Игорь, но Нелюбин его остановил.
- Тихо, тихо, Игорек, - сказал он. - Мы с тобой в одном бизнесе крутимся, одним миром мазаны. Так что не вякай больно-то. Мне есть чем тебя прижучить, уж будь спокоен. Чувствую, чего-то ты недоговариваешь.
Вот прицепился, надоел хуже горькой редьки.
С тротуара к буфету вдруг вывернул молодой человек на роликовых коньках. Он был в шортах, майке, бейсболке, наколенниках, налокотниках и в перчатках. Крутанувшись на своих роликах перед красоткой-буфетчицей, он потерял равновесие и, бешено размахивая руками, покатил спиною вперед прямо на Нелюбина. Тот успел лишь привстать. Парень врезался в него, опрокинув вместе со стулом. Стол при этом перевернулся, бутылка с недопитым пивом взвилась в воздух и, брызнув пеной, обрушилась на Нелюбина, смачно впечатавшись донышком в его крутой лоб. Удар был силён и точен, шеф тотчас закатил глазки. На рассеченном лбу обильно проступила кровь.
Всё случилось неожиданно и быстро. Игорь сидел перед опрокинутым столом, парень выдергивал запутавшийся конёк из-под недвижного Нелюбина, глаза у него были совершенно ошалелые.
"Уходи", - послышалось Игорю. Голос вроде бы принадлежал Корнелию. Но даже если бы не послышалось, всё равно нужно было уходить. Нелюбин со своим дубовым лбом рано или поздно очухается, а тем временем подоспеет милиция (вон эта стерва-буфетчица уже рванула к телефону), и тогда поди-ка с нею, с защитницей нашей, разберись. Нет уж.
Игорь подхватил дипломат и пошел себе, всё больше убыстряя шаг и не оглядываясь. Почему-то у него было такое ощущение, что пассаж с парнем на роликах подстроен Корнелием...
Итак, вечером в подвале дома номер 66 прогремел взрыв, сорвавший с петель оцинкованную дверь и поколовший стекла в ряде квартир первого этажа.
Омоновцы, обрыскавшие подвал вдоль и поперек, никаких следов взрывного устройства не нашли. Не было ни раскуроченных стен, ни развороченной ямы. Однако же дверь вышибло, стекла покололо, ну и грохот был такой, что бабку Степаниду одномоментно прослабило.
Как водится, приехали пожарная машина, карета скорой помощи.
По протоколу, сверенному с сейсмостанцией, взрыв произошел в 23 часа 11 минут.
Бабушки к этому времени уже разошлись по своим норкам, но они были первыми, кто встретил примчавшихся омоновцев. Они же дружно вспомнили про вчерашнего парня: смуглого, будто бы нерусского, с хорошим таким густым смоляным волосом на голове ("Ёжиком", - вставила Платоновна), высокого, с Гришуню из девятой, нет, пониже Гришуни, Гришуня-то эвон какая верста, а этот хоть и крепче, но пониже будет... В общем, обрисовали Игоря, начиная с его ёжика и кончая белоголубыми кроссовками, так обстоятельно, что хоть сейчас бери. Знать бы только, где брать.
Уже через десять минут после того, как был окончательно отредактирован словесный портрет наиболее вероятного террориста, портрет этот стал известен Аркадию Петровичу Нелюбину. Схема осведомления оказалась проста до глупости.
Нынешнего начальника отдела ФСБ полковника Скоробогатова проинформировали о террористе в тот момент, когда он пил коньяк с Аркадием Петровичем, находясь у него дома. Информация через факс-модем поступила на компьютер Нелюбина. Принтер тут же выдал распечатку.
- Послушай-ка, Петрович, - сказал Скоробогатов, пробежав глазами убористый текст. - А ведь это, похоже, твой подопечный.
- Ну-ка, ну-ка, - с этими словами Нелюбин, лоб которого, кстати о птичках, был аккуратно подштопан и подгримирован, взял протянутый ему лист, прочитал напечатанное и задумчиво произнес: - Глубины, однако, открываются... Будь другом, Михалыч, - добавил он. - Ты этого фигуриста потряси хорошенечко, недаром он на меня наехал. Отрицает, говоришь, что знает Попова? Врёт - знает. Потряси стервеца.
