Новак покраснел, смущенно завертел шляпу, улыбнулся и подумал с гордостью: «Он тоже знает, кто я такой… — Новак снова закурил папироску. — Но кто может быть против меня?.. Почему он не говорит?»
Шниттер встал. Голос его звучал гневно.
— Если бы это зависело от меня, то все партийное руководство состояло бы из рабочих. Возьмем, к примеру, вас. Доверенный большого завода. Исключительный человек, замечательный рабочий, которому надо дать образование. «Знание — власть, власть — знание». Послать за границу учиться. Кто думал до сих пор о вас? Кто интересовался тем, как вы работаете в нашем движении? Шниттер. Я предполагал поручить вам организацию металлистов. Для этой организации нам нужен человек с революционными убеждениями — словом, такой, как вы.
— Товарищ Шниттер, можете быть уверены. Если меня посадят на это место, то через месяц…
Шниттер остановил его очень уверенным и решительным движением:
— Подождите, дорогой товарищ Новак, минуточку, об этом мы поговорим в следующий раз. Сегодня речь идет о другом, тоже серьезном деле. О деле, которое может решить судьбу рабочего движения на десятки лет… В России товарищи вышли на улицу, там вспыхнула революция. Венгерская социал-демократическая партия, может быть, избегнет кровавых жертв, достигнув цели без революции. — Он нагнулся к Новаку, зашептал: — Нас приглашает к себе министр внутренних дел Криштофи. Нам дадут всеобщее, равное и тайное избирательное право. Криштофи хочет вести с нами переговоры. Они испугались. Я возьму в делегацию все сливки венгерской социал-демократической партии. Вы, товарищ Новак, должны быть с нами. Я прошу вас завтра в восемь часов вечера быть здесь, в помещении редакции; мы отправимся отсюда. Вы должны во время переговоров сохранить всю свою серьезность.
— Товарищ Шниттер, можете быть уверены. Новак еще никого не подводил.
Шниттер положил руку на плечо Новака. Лицо токаря было красно от волнения. Он глубоко дышал.
— А что мы будем требовать, товарищ Шниттер?
— Всеобщее избирательное право.
— А восьмичасовой рабочий день? Свободу союзов, право стачек?.. Земледельческие рабочие?.. А независимая Венгрия?..
— Сейчас — ничего другого. Только избирательное право. Независимая Венгрия?.. Сейчас мы не можем касаться этого вопроса. Нельзя за все браться сразу. О земледельческих рабочих тоже не должно быть речи. Товарищ Новак, если вы устанавливаете вал в станок, ведь сначала вы принимаетесь за обдирку и только потом за обточку и зачистку?
— Да, товарищ Шниттер, это верно.
— Ну, следовательно, избирательное право — это сперва. Остальное придет потом.
Новак тяжело думал: «Вал… вал… сначала обдирка…»
Шниттер снова присел к столу.
— Я, товарищ Новак, никогда не ошибаюсь в людях. Вы прекрасный рабочий, исключительный социал-демократ. Вы, товарищ Новак, я знаю, никогда не измените идее.
— Это, товарищ Шниттер, определенно. — И он растроганно заглянул в глаза редактору. — Вы можете на сельскохозяйственном спросить, кто такой Новак.
— Я уже спрашивал…
Новак ушел. Шниттер вынул записную книжку и там, где стояло «Нов.», поставил крест. Взял в рот конфету и посмотрел на часы. Зевнул.
Через десять минут постучали в дверь. Вошел Антал Франк.
Шниттер усадил его.
— Курите, товарищ Франк?
— Нет, благодарю.
— Так возьмите, товарищ, конфету.
Шниттер молчал некоторое время, разглядывая свои ногти, затем бросил взгляд на Франка. Лицо бледное, жидкие волосы висели, как будто их плохо приклеили, вся голова была похожа на голову восковой куклы, которую еще не раскрасили.
— Я, товарищ Франк, давно наблюдаю за вами. Вы, конечно, не знаете об этом… Могу вам сообщить, что изо дня в день я все больше убеждаюсь, что в нашей партии нет рабочего лучше вас…
Антал Франк не столько прислушивался к словам, сколько следил за лицом Шниттера. Смотрел на полузакрытые тяжелые веки редактора. Особенно долго глядел на длинные пальцы Шниттера, играющие карандашом.
В девять часов вечера, после того как каждому из шести было рассказано, что лучшего рабочего, чем он, нет в социал-демократической партии, Шниттер снял телефонную трубку.
— Алло!.. Да… Так вот, делегация завтра в восемь часов вечера может двинуться. В десять же можем устроить заседание партийного руководства. Ну что вы!.. Если я взялся за что-нибудь, то… Что Новак? Я сказал три слова — и он уже был готов; конечно, будет… Оставьте, нужно только немного знать людей. Вот и все.
