— Но, Фери, я же…
— Молчи! Нужна была квартира!.. Отто, иди сюда, разотри ногу своему несчастному отцу…
Отто растирал ногу отца, а Фицек, уставясь на керосиновую лампу, думал: «Кобрак все-таки открылся. Да. Не испугался меня. Я должен был этого ожидать… Эти Кобраки все такие. И кто управляющий магазином? Рейнгард! Только это обидно. Фабричная обувь… Кому нужна фабричная обувь?.. Склад кожи… Я же не могу быть повсюду, а все крадут — весь мир».
— Берта, дай-ка пиджак, деньги посчитаю.
Он положил подушки повыше и так, почти сидя, стал разглаживать банковые билеты. Считал.
Отто смотрел в окно, со двора проникал свет фонаря. Мальчику хотелось спать, он зевал во весь рот. Равнодушно, со скукой растирал он распухшие, больные ноги отца.
Мартон сидел в углу на скамеечке и играл с гвоздиками от подков, но это вскоре надоело ему, он задремал. «Хорошо бы дома быть!» — подумал он в полусне.
А Пишта уже несколько раз спрашивал мать:
— Мама, когда мы пойдем домой?
— Мы ведь дома, — отвечала жена Фицека.
Но мальчуган стоял на своем. Теперь он улегся на пол рядом с тазом и, печально вздыхая, уснул. Во сне лежал на соломенном тюфяке в мастерской, возле раскаленной докрасна печурки.
— Что такое? — испуганно вскричал г-н Фицек и стал снова перекладывать деньги; затем сосчитал серебро и никель. Из кухни послышался звон посуды.
Отто вздрогнул. Лежавшая перед ним в мокром полотенце распухшая нога отца исчезла; г-н Фицек перебежал комнату.
— Брюки мои!
— Что случилось? — вбежала жена; с рук ее капала вода.
— Брюки мои! — прыгал во все стороны Фицек. — Деньги мои пропали! Господи ты боже! Дай сюда брюки!
Господин Фицек схватил брюки, залез в карманы, но вытащил только грязный платок. Затем он повернул их и стал трясти, прыгая и вопя:
— Где мои деньги? Куда девались мои деньги? Кто их украл?
Он начал трясти и пиджак. Рвал его, терзал, вывернул карманы, потом швырнул на пол. Подскочил к кровати, разворотил ее, сбросил подушки.
— Где мои деньги? — гудел жалобный голос.
— Фери, успокойся… Сколько не хватает?
— Не знаю! Нет… Жизни моей не хватает… Много… Пропал я!.. Разорился! Конец. Господи, го-осподи!.. — Он схватился за голову и захрипел. — Было у меня триста девяносто пять форинтов, куда они делись? Куда делись?.. Осталось всего тридцать три форинта. Вчера было еще сто двадцать форинтов. Куда делись восемьдесят форинтов? И даже не восемьдесят, а сто! — Он стукнул себя по лбу. — Разорен!.. Куда делись?
Рот у него дергался. По комнате будто гусарский эскадрон проехал. Даже фитиль керосиновой лампы захлебывался.
— Берта, посмотри мне в глаза… Не ты взяла деньги? Скажи по чести… Не послала их своей матери?… Лучше будет, если скажешь. Берта, смилуйся!
Жена побледнела.
— Как ты мог подумать!.. Сосчитай снова. Может, ты ошибся!..
Мартон сжимал в руках гвоздики. Пишта подполз к нему. Г-н Фицек бросился на кровать и вцепился в доску.
— О-го-го! Я ошибаюсь? Я ошибаюсь?.. У меня тридцать три форинта, разве я ошибаюсь?.. — Он сгреб банковые билеты и комкал, мял их. — Что будет со мной? Квартира, мастерская! Новая мастерская! Стоит ради вас стараться!.. Украли мои деньги!.. С ума сойти! Еще вчера были деньги… Еще вчера были — здесь считал их… Этот проклятый Кобрак! Никакой помощи! Украли мои деньги!.. Что со мной будет?.. Вы украли мои деньги!..
В корыте проснулся Банди, заревел однотонно и упорно.
— Отто! — вскочил г-н Фицек. — Отто! Посмотри мне в глаза… Ты ничего не вынимал у меня из кармана?
— Папа…
— Что «папа», будь ты проклят! — И стукнул мальчика в грудь. — Мартон!
Мартон, не выпуская гвозди из рук, дрожал. Он встал.
— Не трясись… Поиграть… Так просто, для игры, ты не взял? Смотри, такие деньги… Они так выглядят… Деньги, понял?.. Деньги!.. — задыхался он. — Уйди ты с глаз долой! Что у тебя в руке?
Мартон разжал крохотную ладонь, и три сиротливых гвоздика упали на пол.
— Пишта, иди сюда!.. Деньги!.. Деньги!.. — Он бросил взгляд даже на Банди, плачущего в корыте. — Конец мой пришел… Шимон украл! Рейнгард украл! Ушел и перед этим ограбил меня. Я донесу, чтоб его арестовали. — Он осмотрелся. — Всех убью!.. Пусть допросят Шимона, Флориана, Чепе, Ференци, Рейнгарда… Кто-нибудь из них да признается…
