Мартон сел, волнение его улеглось. Лоши тихо говорил с ним, рассеянно перебирая что-то на столе. Он был худой, невысокий, смуглый, с маленькой черной бородкой и усиками. В глазах Мартона его авторитет поднимало не столько директорское звание, сколько то, что естественную историю они учили по его книжке. И на книжке была напечатана фамилия Лоши — «приват-доцент».
— Растешь очень, — сказал Лоши.
Когда директор заговорил, Мартон вскочил на ноги.
— Сиди, сиди… Очень растешь. В прошлом году ты был еще румяным веселым мальчиком, а теперь ты бледный, и под глазами у тебя круги. Что с тобой?
Мартон посмотрел на него и смущенно ответил:
— Я троих учу. Устаю…
Лоши молчал. Он смотрел на бумаги, валявшиеся на письменном столе, потом ласково взглянул на Мартона.
— Береги свое здоровье. Видишь, я тоже стал калекой оттого, что много работал. В том возрасте, в каком ты сейчас, я не смотрел за собой. И теперь у меня болезнь печени, и поэтому я желтый… Береги здоровье, это важнее всего.
Он протянул руку.
Когда Мартон приходил и уходил из дому, он всегда целовал руку отца и матери. Это г-н Фицек считал необходимым с точки зрения сохранения авторитета. Мартону сейчас казалось, что надо поцеловать руку господину директору: такой он хороший. И он ответил умиленно:
— Большое спасибо.
На заключительном экзамене, в горячий июльский день, Лоши держал речь и передал Мартону, как лучшему ученику школы, конверт с премией. Мартон первый раз в жизни надел длинные брюки и был несколько смущен и взволнован этим. Как только он вышел, г-н Фицек отнял у мальчика конверт и вытащил из него деньги. Он сунул в карман банковые билеты и сказал:
— Ну, сын мой, можешь гордиться своим отцом, который воспитал из тебя порядочного человека. Пошли! Если в дальнейшем будешь вести себя как следует, то достигнешь еще многого.
Господин Фицек был чуточку растроган такой большой суммой. По дороге домой он рассказывал длинные истории о Важони, у которого отец был тоже сапожником, а теперь вот сын депутат. А дома г-н Фицек, сияющий, выложил на стол восемь штук банковых билетов.
— Берта!.. Берта!..
После обеда г-н Фицек заглянул в кафе выпить чашку черного кофе. Мартон пошел к нему туда. Отец играл в карты. Когда сын подошел к нему, Фицек притянул его к себе и поцеловал.
— Вот это он, — представил мальчика своим партнерам.
— Папа, — сказал мальчик, — дайте мне, пожалуйста, тридцать пять крейцеров. Я хотел бы пойти в театр… Играют «Дезертира»… Я еще никогда не был в театре.
Господин Фицек возмутился просьбой.
— Ты уже требуешь! — накинулся он на сына.
— Я не требую, папа, — ответил Мартон печально, — мне очень хотелось бы один раз пойти в театр… Я еще не был никогда… Уже все ребята были.
— Меня не интересует, что делают другие ребята, — сказал г-н Фицек. — А в театр ты не пойдешь, понял? Истратить так, зря, тридцать пять крейцеров… Вот еще! Ну, знай, я не бессердечен: вот тебе пять крейцеров, и иди в кино. И того с тебя довольно.
Мартон взял никелевую монету, от досады он не мог произнести ни слова.
— Папа, — сказал он через некоторое время, — за пять крейцеров меня и не впустят, только детей. А у меня уже длинные брюки.
— Иди домой и переодень, — сказал г-н Фицек сердито.
— Все равно заметят, что мне уже больше десяти лет.
— Не болтай! Пригнись немного, не сломается от этого поясница… И возьми эти пять крейцеров, а то совсем не получишь.
Рот Мартона дернулся.
— Не надо!
Господин Фицек вскочил.
— Подойди сюда, — шептал он с гневом, — я не хочу устраивать скандал. Но если ты не возьмешь деньги, то…
Мартон спрятал деньги и вышел из кафе. На улице он от злости далеко швырнул монету и пошел, тяжело дыша. Лоб у него горел. Он сел напротив театра Фельд, где играли «Дезертира», в котором Манци выступала в детской роли. Глаза мальчика пылали от обиды и беспомощного гнева.
6
В тот день, когда он уезжал в Сентмартон, чтобы там на свежем воздухе и козьем молоке набраться сил и подготовиться к реальному училищу, куда он готовился уже и прошлым летом, пришла весть, что в Сараеве убили Франца-Фердинанда. Над домами Будапешта ветер трепал траурные флаги. А поезд мчал Мартона в Дёр. По дороге все разговаривали, объясняли, читали газеты.
