— Так, так, — пыхтел Киш, прочищая замок. — Не знаете?.. Хорошо!.. Я знаю, в чем дело! Воскресный отдых… гвозди в замке… воспрепятствовать…
Он вставил ключ, для этого замок был достаточно очищен, но повернуть его был не в силах.
— Слесаря! — заорал г-н Киш. — Немедленно слесаря! Назло заставлю открыть! Я покажу вам воскресный отдых! Если я могу работать в воскресенье, так и вам незачем баклуши бить… Слесаря!
Прошло около часа, пока раздобыли слесаря. В это время прохожие сгрудились вокруг торговца, который ругался со своими приказчиками. Флориан стоял тут же с тремя фицековскими учениками, и они, засунув руки в карманы и моргая, смотрели на неоткрывающийся замок.
— Идите домой, господин хозяин, — сказал Элек, — напрасно стараетесь, замок все равно не откроется в воскресенье.
— Заткнитесь, вас не спрашивают! — крикнул в ответ лавочник.
— Ну, вы не нахальничайте, господин хозяин, — заметил Флориан. — Сегодня воскресный отдых, и нахальство запрещено. Иисус Христос рассердится, поняли вы, бочка с салом?
Ребята громко веселились, прохожие тоже держались за животы. А приказчики только исподтишка хихикали, закрывая рот ладонью.
— Вот узнаю, господа приказчики, который из вас это сделал, и вышвырну его… Вышвырну!.. Назло буду торговать в воскресенье… Да!.. Для меня никто не указ!
— Хорошо кукарекаете, господин хозяин, — сказал снова Флориан, — как пьяный петух!
Наконец пришел слесарь. Вытащил гвозди, и часам к десяти штора поднялась. Тогда Флориан повел учеников в соседний магазин Араньоши, где владелец прошел уже через все эти муки и задыхался от беспомощного гнева у себя в магазине.
— Что прикажете, господа? — спросил Араньоши, тотчас успокоившись при виде четырех покупателей сразу. — Господин приказчик, займитесь…
— Просим белые лайковые перчатки. Четыре пары.
Приказчик поставил перед ними коробку с лайковыми перчатками, и Флориан вместе с учениками принялся выбирать и примерять белоснежные лайковые перчатки. Флориан надел перчатки. Он рассматривал их, натягивал и стаскивал грязными пальцами.
— Не подходят, — говорил он. — Дайте номером поменьше.
Приказчик дал номером меньше, перчатки почти лопались, но Флориан и ученики упорно натягивали их.
— Малы! Дайте на полномера больше!
Тут подошел Араньоши, увидел валявшиеся на прилавке испачканные перчатки, посмотрел на «господ покупателей» — в своем гневе он до сих пор оставлял их без внимания — и схватил коробку.
— Убирайтесь отсюда! — закричал он. — Немедленно, а то полицейского позову!
— Послушайте, вы не кипятитесь! Вот мои деньги, — сказал Флориан и вынул пять форинтов. — Я хочу купить лайковые перчатки. Вы обязаны мне продать.
— Убирайтесь отсюда. Вы испачкали мои дорогие перчатки!
— Ну, полегче, папаша! — сказал Флориан. — Дело ясное, если кто в воскресенье открывает магазин, к нему такие покупатели и приходят. До свиданья!.. — Он послал воздушный поцелуй хозяину.
— До свиданья! — крикнул хор, посылая воздушные поцелуи; затем все направились дальше, в торговый дом Берга.
Господин Фицек, сам занятый бойкотом, не замечал, что его ученики вместе с Флорианом то и дело исчезают из мастерской. Союзку для Поллака он давно не брал, работы на заказчиков было мало, а главное, ноябрьская плата за квартиру — семьдесят пять форинтов — осталась у него в кармане, и он боролся за то, чтобы эти деньги не перекочевали к домовладельцу. На них он и жил.
А Флориан с ребятами расклеивали плакаты, разносила листовки о бойкоте, били штрейкбрехеров, дурачили полицейских.
— Господин сержант, на улице Карфенштейн митинг, — кричали они, в то время как митинг жильцов на улице Луизы был в самом разгаре.
Полицейский бросался туда, а ребята убегали в обратном направлении.
В клубе союза они передвигали декорации, носили передачи арестованным товарищам — словом, для них началась золотая жизнь.
А г-н Фицек занимался в это время исключительно бойкотом. Календарь показывал уже десятое ноября, но борьба все еще не решалась. Домовладелец не уступал, а суд на днях вынес решение о выселении жильцов. В мастерской работа прекратилась совсем, и г-н Фицек с ужасом думал о том, что будет, если бойкот не победит. Половина квартирной платы уже уплыла, с учениками никакого сладу не было. «Совсем взбесились… что мне делать, господи? Что я буду делать после этого? Хоть, бы бойкот удался! Хотя бы понизилась плата за помещение, если уж хлеб вздорожал: кило — двадцать пять крейцеров, и мясо тоже… Говорят, что сербы виноваты, потому что из-за свиней какие-то неприятности. Господи, господи! — вздыхал г-н Фицек. — Даже свиньи пошли против меня!»
