— Не знаю, — испуганно ответил близорукий мальчик.
Фицек помчался прямо к домовладельцу, перепрыгивая своими короткими ногами сразу через три ступеньки.
— Что прикажете, господин Фрид? — распахнул он дверь. — Я здесь! Что нужно?
— Ничего особенного, господин Фицек. — Домовладелец смотрел на взволнованного человека. — Присядьте, пожалуйста. Я только хотел сказать вам, что, когда вы наняли помещение, сказали, что у вас только один ребенок. Потом выяснилось, что их шестеро. Ну, уж так и быть, я ничего не сказал. Но вы вдобавок наняли еще кучу учеников. Я опять ничего не говорю. Усердие — хорошее дело, усердных людей я люблю, и я заранее сказал вам, что это место очень подходящее для сапожника. Мастерская процветает… верно?
— Про-цве-та-ет… — заикался Фицек.
— Ну ладно! Я очень рад, что дело идет хорошо. Я очень рад! Уважаю чужое счастье и желаю всего хорошего на будущее.
— Благодарю вас, господин Фрид.
— Но я надеюсь, что вы не сочтете несправедливым… словом, с первого ноября я подымаю плату за квартиру на сто форинтов.
— Что? Что? — прохрипел Фицек, близкий к тому, чтобы начать все рушить и крошить. — Вы тоже?.. — Он двинулся на домовладельца, глаза его налились кровью. — Вы тоже… Убийцы!
Домовладелец испуганно отпрянул.
— Но позвольте! Что с вами? Что это такое? Ведь и вы зарабатываете, и я хочу зарабатывать пятнадцать процентов…
— Я зарабатываю?.. — завопил Фицек. — Я зарабатываю?
— Господин Фицек… Спасите!.. Что с вами случилось?
— Я зарабатываю?.. — взревел Фицек. — Я зарабатываю!.. Ты, вшивый! Я зарабатываю?!
Он схватил стакан, стоявший на столе, и раздавил его в руках. Кровь залила ему руку. Выбежал за дверь, вниз в мастерскую, прямо на учеников.
— Вон отсюда! Убирайтесь! Убийцы!.. Я зарабатываю?! Вон!..
Одетый, прыгнул на постель и зубами впился в подушку.
5
Новак был так счастлив, как будто он переживал медовый месяц. Он попал в главную мастерскую оружейного завода, стал мастером целой группы. Группа Вильгельма, группа Кендереши, группа Новака. Его группа делала казенную часть винтовки, в двадцать пять сантиметров длиной, толщиной с кукурузный початок, двести штук в день. Материал привозили на маленьких ручных тележках, после чего он попадал сначала под ружейные сверла и стонал там около тридцати минут, вертелся, пенился в эмульсии. Затем он попадал на более точные станки, где один снимал с боков, второй сгрызал необходимую часть с головы. Потом материал переходил на маленькие сверлильные станки, затем в нем нарезали резьбу. Его обрабатывали восемьдесят — девяносто станков, пока, наконец, к вечеру маленькие тележки не увозили двести готовых деталей в сборочный цех.
У Новака в мастерской стояла фанерная будка, где он писал сопроводительные бумаги; там же он по вечерам заполнял рабочие листки — кто сколько сделал. Днем он ходил от станка к станку, разговаривал, советовал, если где-нибудь не ладилось, помогал и, главное, так точил резцы и сверла, как никто в мастерской. Если Новак заточит большое сверло, то оно уже, наверно, будет работать весь день, а маленькие — те даже и три дня, пока не начнут дымить, — конечно, все это в том случае, если литейная давала не слишком твердую сталь.
— Скажите, товарищ Новак, — спрашивал его маленький плотный Бирда, — как вы затачиваете сверло? Я тоже хотел бы научиться. Ничего не поделаешь: квалифицированный рабочий до смерти должен учиться.
— Пойдемте, товарищ… Глядите! — говорил Новак серьезно, без всякой улыбки. — Во-первых, нельзя слишком низко снимать углы и делать сверло острым — от этого поверхность делается слишком маленькой и быстрее снашивается. Но сверло не должно быть и тупым, а то брать будет плохо. Угол должен быть такой, как он естественно напрашивается… Поняли?.. Будто родился таким. Если бы сверло родилось, то оно вылезло бы с таким углом… ну из земли. Посмотрите-ка, как красиво, верно? Не слишком остро и не слишком тупо. Так ему хочется. Только его понять надо… Ну, вот и готово! Рука должна чувствовать, чувствовать… опыт и внимание. Попробуйте, товарищ, отпустите его: как будто вы и не затачиваете, а оно само затачивается… С чувством. Главное, чтобы с чувством. Так, так… Ну вот, какое хорошее стало, как будто только что родилось. Красиво, верно?
