Но у цирка дело обстояло сложнее. Там зрительный зал окружен не низким забором, через который все видно, а высоким дощатым, так что только взрослые могли что-нибудь увидеть.
Дети собрали кирпичи, камни и построили башню. Сначала на нее встал Мартон, но постройка оказалась ненадежной и рухнула под ним. Мальчик ударился подбородком о верхнюю доску забора. Они снова взялись за работу, снова построили каменную башню. Мартон встал на нее и увидел, как Август дал рыжему клоуну здоровенную пощечину и рыжий свалился.
— Вижу! — взволнованно закричал Мартон.
— Пусти и меня, — попросил его Лайчи.
Банди поднимался на цыпочки, щелкал языком.
Мартон поставил самого маленького на каменную башню и, поддерживая его, спросил:
— Что ты видишь?
— Лошадей…
— Лошадей, — прошелестело под забором, — лошадей…
Лайчи ликовал: «Лошади танцуют!..» — но радость его оказалась недолгой, потому что пришли собирать деньги. Сборщику была ясна платежеспособность этой части публики, и поэтому он, не долго думая, разрушил ногой каменную постройку, и мальчик упал на землю.
— А лягаться-то зачем? — сказал Мартон.
И ребята отступили, оглядываясь, как побитые собаки.
«Господи, если бы хоть раз посмотреть в цирке целое представление!» — думал каждый. Они стояли беспомощные. Ноги их вязли в теплом песке.
— Пошли карусель вертеть! — крикнул Мартон. — Дядя, — обратился он к огромному владельцу карусели, у которого в ушах висели позолоченные кольца и лицо было как будто покрыто ржавчиной, — дядя, пожалуйста, мы хотели бы повертеть карусель.
Владелец быстрым взглядом окинул детей.
— Вы двое, — указал он на Мартона и Пишту, — можете вертеть. Эти, — кивнув на Банди и Лайчи, — не нужны.
— Но, дядя, — смотрел вверх на огромного человека крохотный Лайчи и встал на цыпочки, чтобы казаться выше, — дядя, я тоже сильный…
Владелец даже не удостоил его ответом.
— Ничего! — утешал Мартон младших. — Садитесь сюда, на траву. Мы столько раз будем вертеть, что вы тоже покатаетесь.
Снаружи карусель была покрыта потрепанным бархатом и кривыми зеркалами, а внутри по кругу бегали дети. Кто не смотрел под крутящийся дощатый пол, легко мог подумать, что карусель движется мотором, но внимательный взгляд сразу открывал «тайный двигатель» — бегущие по кругу босые ноги.
За десять прогонов владелец платил одним бесплатным проездом. Из двадцати детей восемнадцать постоянно работали, пока двое катались на свое жалованье. И после того как жалованье было истрачено, они спускались в сумрачные недра карусели, чтобы десятью прогонами снова заработать развлечение.
Таким образом владелец получал даровую двигательную силу и вместе с тем строго следил за тем, чтобы кто-нибудь из детей не обманул его, садясь на карусель раньше, чем это полагается согласно трудовому договору.
— Бесчестный вы народ! Сколько раз я говорил: десять прогонов — и катайся бесплатно.
Рабочей силы было вдосталь, и поднять заработную плату не было никакой возможности: громадная «резервная армия» понижала ее. Если кто уставал или от долгого бегания по кругу его начинало тошнить, на смену немедленно являлись другие…
Мартон и Пишта вошли внутрь карусели. Было темно, только сквозь дыры парусины проникал слабый свет. Владелец поставил их к медным брусьям. К брусьям были прикреплены толстые доски, и, когда раздавался свист владельца, дети сбрасывали доски, становились на них и таким образом тормозили.
Вертели, вертели карусель. Все больше кружилась голова. Когда кончались десять прогонов, они являлись.
— Дядя, я уже десять раз вертел, можно покататься?
Владелец по привычке заявлял:
— Бесчестный вы народ… Сколько раз говорил…
Приходилось еще раз или два вертеть, и только тогда можно было сесть кататься.
От долгого бегания у Пишты закружилась голова, и, когда наконец он мог сесть на коня, ему стало дурно. Мартон снял его с карусели, положил на траву, сам же пошел опять вертеть карусель, чтобы заработать новое жалованье, новую возможность прокатиться и тогда посадить Банди.
— Дядя, разрешите моему брату покататься вместо меня.
— Бесчестный вы народ… Этого нельзя.
— Но, дядя, он же вместо меня, вместо меня. Я уже двенадцать раз вертел.
