— Интересно, долго мы собираемся идти? — начала ворчать Лена, не успели они ещё и толком пристроиться. — Ведь трасса эта — чёрт его знает, сколько ещё тысяч километров протянется…
— Лично меня радует совсем другое. То, что нас не замечают совершенно все эти людоеды. Мне кажется, они нас принимают за своих.
— Креститься надо, когда кажется.
— Слушай, почему ты всё время ворчишь?! Отправились с тобой в медовый месяц и — на тебе! Началось…
— Потому, что мы попали в стрессовую ситуацию, — объясняла Елена ему, как ребёнку — элементарные вещи. — Все эти людоеды… Ну, откуда они взялись? Не было — не было и здрасьте-пожалуйста!
— Но они же нас не трогают.
— Вот это мне и больше всего странно. Не трогают — почему?
— Скорее всего, потому, что они уже наелись. Сытые.
— А куда, в таком случае, они идут? Да и, что-то я себе плохо представляю, чтобы зомби были сытыми. В «ужастиках» я никогда такого не встречала… Всё время нападают…
Но она ворчала не потому, что ей казалось, будто бы наступил конец света. Они оба прекрасно знали, по какой причине постоянно спорят. Им казалось, что это их лечит от тупости. Бедняки не должны быть тупыми (особенно те, кто медовый месяц решили провести на ногах, в путешествии, всячески игнорируя выдаваемое напрокат авто; либо в кредит); тупыми и равнодушными должны быть только толстосумы. Нет, проблема не в том, что Лена и Олег полюбили друг друга и тем самым обрели богатство (стало быть, начали тупеть и делаться равнодушными ко всему окружающему); проблема в том, что у обоих тупость и самоуверенность богача была заложена буквально ещё с пелёнок. Когда они полюбили друг друга, им вдруг начало представляться, что они уже не такие неудачники, какими казались себе раньше. Они впервые обрели свободу! Впервые смогли подняться над обыденностью. Но со временем им начало казаться, что это ненадолго. То, что ум и потеря чувства самоуверенности — были лишь иллюзией. Чем-то сиюминутным. Но первой начала «скандалить» Лена. Олегу ловко удавалось отбиваться от нападок… То есть, это была чисто словесная потасовка; никакой гордыни. Тут-то они и поняли, что созданы друг для друга! Главное, почаще что-нибудь предъявляй своему партнёру — и ты в ажуре. А что можно предъявлять с такой скоростью? Что, какие-то мелочи? Какую-то ерунду? Именно. Именно мелочи. Потому что, если начнёшь жаловаться на то, что покрупнее, то так недолго и до недопонимания. А там уже и развестись — пара пустяков. Почаще мелочись — и всё! — Лекарство от скуки (то бишь от скудоумия) тебе обеспечено.
— А-а-а! — начало постепенно доходить до неё, — кажется, я поняла, почему ты решил к ним пристроиться…
Он, правда, пока ещё ничего не понимал. Но, кажется, уже видел. Это была очень стройная-высокая фигура в ночной рубашке. Ночью и в одиночестве она наводила бы на всех ужас (пижама развевалась бы, как саван), но только не сейчас. Жарило солнце и рубашку так сильно просвечивало, что было видно полное отсутствие нижнего белья на этой женщине.
«Ночная Рубашка» появилась не сразу в поле зрения Елены и Олега. Постепенно она отставала-отставала, и вот, эта красавица уже в самом конце!
— Ты имеешь в виду эту голую девушку в ночнушке?!
Но Лена многозначительно молчала.
— И ты ещё спрашиваешь, кто рехнулся! Попробуй напасть на мертвяка, и ты…
— Но ты же говоришь, что они нас не трогают!
— Из этого не следует, что можно делать выводы…
— А что тут такого?! Она же сама отстаёт! Ты посмотри! Можно отманить её в сторону, срубить ей голову твоим топориком… А милая-добрая Лена как всегда останется в неведении!
— Опять ты начинаешь?!
— А что, «начинаешь»! Ты, что…
Совершенно случайно Ленин взгляд переместился куда-то далеко вперёд. Туда, куда утягивался строй бредущих медленных зомби. И как это она сразу этого не замечала?! Дело в том, что трасса уходила в сторону, резко поворачивая налево, а строй зомби, словно был тем «столбом» из песни Лагутенко «Утекай, в подворотне нас ждёт маньяк». Строй всё шёл и шёл себе прямо. Там были пустоши и тонкая линия «армии» уходила в дальнюю даль и растворялась в смоге. А полоса трассы держалась возле прежнего лесного массива. Иначе, если трасса попадает вглубь пустыни, то, при первой же песчаной буре, её так заметёт, что и не разберёшь потом, строили здесь дорогу или не строили.
