Напрасно, красные катафоты уже отдалялись, и демонический автомобиль снова, как бешеный, мчался по Змейке.
В конечном итоге все решили курьеры. В том месте, где улица Змейка соединяется с Береговой кромкой, есть перекресток с парой светофоров, которые перестали работать примерно в год постройки Старого моста и теперь пугали прохожих своими пустыми, лишенными стекол глазницами. Не доезжая до перекрестка, можно было заметить еще одну улочку, вернее — переулочек, узкий и дистрофичный. Ночью здесь кошки справляли свадьбы, а иногда их гоняли бродячие псы, роясь в объедках в поисках пищи. Здесь же к стенам были заботливо пристроены витиевато изогнутые велосипедные рамы, продавленные кроватные сетки без спинок, лысые, как самый центр Арены, покрышки, мешки с окаменевшим цементом, слипшиеся рулоны обоев и эпический остов старого пианино — весь тот бытовой мусор, что зачастую гнездится в коридорах коммунальных квартир. А наверху раньше жили голуби, ворковали день и ночь, а теперь не стало ни голубей, ни кошек, ни собак.
Была здесь еще одна достопримечательность. Улочка имела название Голубиный тупик и, полностью ему соответствуя, оканчивалась тупиком — массивной в три кирпича каменной стеной, что отделяла переулок от двора трехэтажного жилого дома.
Набравший запредельные обороты «сааб» нацелился уже выскочить на перекресток, и никто уже не сомневался, что он и в этот раз удержит дорогу, когда путь ему на выезде перегородила машина. Низкая серая «БМВ» выскочила на перекресток с Береговой кромки с включенными фарами и переливчатым сигналом клаксона. Авто так просело, что не оставляло сомнений — машина полна людей. Волею судьбы эта тоже летевшая на всех парах машина оказалась на перекрестке как раз в тот момент, когда его почти достиг убегающий «сааб».
— Что счас буде-е-ет!! — заорал Дивер, увидев приземистую серую тень.
«Сааб» снова затормозил, машину стало разворачивать поперек улицы, в тонированных стеклах отразились фары «БМВ», испуганные лица курьеров. В следующий момент черный автомобиль с ворохом искр преодолел бордюр, чудом вписавшись между двумя фонарными столбами, и зарулил в Голубиный тупик. На перекрестке панически тормозила машина курьеров. Их вполне можно было понять — смерть заглянула в салон их автомобиля своими желтыми глазами-фарами.
Дивер сбавил скорость. Выросший в Нижнем городе, он знал — переулок кончается тупиком.
Мягко «пассат» заехал в улочку.
— Мартиков, готовься, — приказал Севрюк, — если попытается прорваться назад, стреляй!
По переулку словно пронесся смерч — бытовые и строительные отходы были живописно разбросаны. Гнутая велосипедная рама чинно стояла на самой середине дороги, раскорячив лишенные колес рулевые тяги.
А впереди черный, заляпанный грязью «сааб» судорожно, стукаясь о стены передним и задним бамперами, пытался развернуться.
— Что он делает? — спросил с заднего сиденья Мельников.
— Попытается вытолкнуть, — сказал Дивер, — и у него может получиться.
Загнанный в тупик, но не утративший воли к свободе «сааб» чем-то напоминал опасного хищника, попавшего в примитивную дикарскую ловушку. Нет, он уже никуда отсюда не уйдет, но при этом и не подпустит к себе охотника. Он в ярости — и все еще надеется выбраться.
И у него начало получаться. Казалось, невозможно развернуть автомобиль в таком узком проулке, казалось... но он разворачивался. Обдирая борта и бамперы, но все равно разворачивался. Двигатель алчно и яростно выл, сизый выхлопной дым смешивался с утренним туманом. Колеса скребли грязную землю. Вот мелькнул на миг, вспыхнул белым огнем глаз-фара — дикий, бешеный, мельком осветил их остановившийся «фолькс».
— Он вырвется, — осипшим голосом вымолвил Степан. — Он сейчас вырвется!
Дивер вздохнул, прикрыл глаза, что-то лихорадочно прикидывая. Покачал головой, сказал:
— Мартиков, прости...
И прежде чем тот успел спросить за что, Дивер включил первую передачу и придавил газ. С шипением покрышек «пассат» преодолел последние метры, позади заорали, Мартиков вдруг вспомнил, что он не пристегнут, а полусекундой позже их «фолькс» мощно боднул дергающийся черный автомобиль. Со скрежетом взгорбился капот, нежно звякнув, покинули свое обиталище фары, по стеклу побежали серебристые змейки трещин. Оторвавшийся дворник, медленно вращаясь, пролетел над крышей «сааба», как маленькая летающая тарелка.