— Ого! Да мы тут все есть!
К связке ключей был прицеплен кожаный брелок с вытесненной гнусной нечеловеческой харей. Химера! Чье это?
Под издырявленным пулями лобовым стеклом на сиденье имелись пятна, не от пива или другого напитка. Здесь была кровь, причем свежая.
— Поздравляю, Мартиков! — сказал Влад, выбираясь и вручая ключи, нож и шифр все тому же Севрюку. — Похоже, ты возле завода его подранил.
Обернулся к машине. А она уже и снаружи была другая, полностью соответствуя внутреннему убранству. Просто очень старый «сааб», произведенный на свет в ранних семидесятых, если судить по граненому корпусу. Очень старый и проживший нелегкую жизнь.
— Тут больше ничего нет, пойдемте! — сказал Владислав Сергеев.
— А он, — кивнул на машину Мельников, — не вырвется?
— Взгляните на него — он уже никуда не поедет.
Это было правдой, которую трудно оспорить. Логика здесь не работала, и оставалось лишь прислушиваться к ощущениям. А те говорили, что «сааб» стал просто «саабом», ржавой кучей железа. Странная сила, свившая внутри него гнездо, ушла.
Потолкавшись возле изувеченных машин, они побрели прочь.
— Это все? — спрашивал Мартиков.
— Все! Разве ты не видишь — тут больше нечего делать.
— Но как же так? Отгадки! Ответы на вопросы.
— Вот они! — и Дивер покачал перед собой ключи. — Знать бы, к чему они подходят.
— Куда лучше ключи без замка, чем замок без ключей.
Через заметно посветлевший день они проследовали до Старого моста.
— О, — сказал Мельников, — глядите, пес!
— Да, здоровый какой... Я думал, они все повымерли...
Серая желтоглазая собака неподвижно замерла в отдалении, красный язык свесился чуть ли не до земли. Из пасти животного вылетали облачка пара. Мартиков изогнулся и упал на колени, так что идущие рядом Влад со Степаном испуганно шарахнулись в сторону.
— А... — вымолвил Павел Константинович, а потом словно раздвоился. На потрясенных сообщников уставились сразу две личины — одна человеческая, безволосая, с кротким взглядом, и мохнатая звериная морда, точь-в-точь похожая на встреченную собаку. Морда мерзко гримасничала, глаза вращались, а похожий на гротескного сиамского близнеца Мартиков молча содрогался, стоя коленями на земле. Потом звериная морда потянулась вперед, словно стремилась встретиться со стоящей собакой. Та вздрогнула и метнулась прочь, растворившись за линией берегового обрыва.
Мартиков поднялся на ноги. Такой же, как прежде.
— Что это было?
— Это у тебя надо спросить, — ответил после паузы Севрюк. — Полегчало? Пойдем.
— Я не знаю, — тихо сказал Павел Константинович и пошел вслед.
— Не важно, — сказал ему Влад, — главное, чтобы не повторялось. Потому что мне сейчас хочется спокойно дойти до дома. Многовато, знаешь ли, для одного дня.
— Веди! — приказал Босх.
— Сей момент! — расплылся в улыбке Кобольд и ушел куда-то вглубь каменных, сыроватых хором. Там, за двумя стальными дверями, располагался карцер.
— Все готовы, да?
— Да без проблем! — ответил Николай Васютко. — Стрый, ты готов?
— Готов, но...
— Хандрит наш Стрый.
— Пусть хандрит, главное — чтобы стрелял хорошо.
— Я не знаю, — медленно произнес Стрый, — не знаю. Кто-нибудь видел Плащевика?
— Я видел, — сказал Босх, — он дату назначил... сегодня.
— Что там говорят про чумных? Вправду — к замку каждый день уходят?
Босх помолчал, поиграл компактным десантным автоматом, лежащим на столе:
— Что нам до этого? Они же не Избранные, они чумные...
Рамена молчал.
Грохнула ржавая дверь, и в комнату вошел Кобольд, тянувший за собой на цепи человека, как тянут упрямую скотину. Свет пал приведенному на лицо, и оно заиграло всеми цветами радуги от наложившихся друг на друга побоев. Нижняя челюсть пленника отвисла и явила редкий кровоточащий частокол зубов, один глаз полностью заплыл. Кобольд дернул цепь, и человек упал на колени.
Это был Евлампий Хоноров.
Близоруко вылупив бледно-голубые замутненные глаза и оглядев присутствующих, он привычно скривился, так что стало ясно — приводили его сюда уже не в первый раз, и о дальнейшем никаких иллюзий Евлампий не питал.
— Ну что, — негромко спросил Босх, — оклемался?
— Живой он, живой! — с готовность отозвался Кобольд. — Ну, может, пару ребер сломано. — И он снова дернул за цепь, вызвав у Хонорова сдавленный стон.
