— Да, мы с ним, собственно, договорились, но я хочу, если можно…
— Я так и понял. Только советую тебе пока обождать. Положение таково, что я не намерен их упрашивать.
— А чего там упрашивать? В долг ведь берем или под проценты… — упрямо не сдавался Антал.
— Я и так не хочу.
— Тогда опять упустим эту возможность, как раньше…
— А разве нельзя обождать месячишко-другой? Вот сыграем свадьбу, — может, полегче будет? — вмешалась в разговор мать. Первый ее вопрос относился к Анталу, а второй — к Иштвану.
Антал с любопытством взглянул на брата. Иштван недовольно нахмурил лоб, но ничего не ответил матери.
Старушка от этого еще больше смутилась и опять начала зевать, слегка прикрывая рот правой рукой, которую она вытащила из-под передника. Однако старушка отнюдь не отказалась от своих нравоучений и, немного подождав, продолжала:
— Перед свадьбой такого делать не следует. Право же, не следует! Сейчас и других забот хватает… Перед свадьбой-то… — И, подойдя к Иштвану, она вдруг тихо спросила его: — Или, может, никакой свадьбы и не будет вовсе?..
Сын испуганно взглянул на мать, которая задала этот вопрос тихо, почти с подобострастием, однако в ее голосе ему почудилась и какая-то доля уверенности.
— Это почему же ей не быть? — проговорил он наконец.
Старушка на какое-то мгновение испугалась — то ли голоса сына, то ли собственной смелости. Она втянула в плечи маленькую, как у птички, голову и, покачав ею, замолчала. А потом улыбнулась, вновь становясь слабой, безвольной и подобострастной старушкой, какой она была не один год.
— Почему бы ей не быть? — еще раз спросил Иштван.
В кухне воцарилось напряженное молчание. Мать теребила руками край передника. Антал достал жестянку, в которой хранил табак, и сосредоточенно начал сворачивать цигарку, а отец, сидевший в углу, вдруг начал вслух пересчитывать количество сплетенных рядов.
— Люди такое болтают… — скорее не сказала, а простонала мать. — Вот и Анти слышал… Чего только не говорят…
— Много чего говорят. Болтают, да и только. Я просто так сказал маме…
— Ну так расскажи все снова.
— Ерунду всякую говорят. Я и сам-то из десятых уст слышал…
— Почему вы прямо мне не говорите?! — возмутился Иштван. — Что случилось? Болтаете за моей спиной, а когда я спрашиваю, лепечете бог знает что! Зачем это? Ну скажи, Анти, зачем это, а?
— Я ничего не болтаю! Только с тобой по-человечески и посоветоваться-то нельзя. — И он взглянул прямо в лицо Иштвану.
— Это почему же нельзя?
— Да потому что нельзя. Ты со мной так разговариваешь, будто я тебе и не брат вовсе.
— Это когда же я с тобой так говорил?
— Да всегда. И сейчас тоже. Скажешь: так, мол, и так, нельзя — и баста!.. С тобой ничего нельзя…
— Все, что было можно, я для тебя делал, а чего нельзя, того нельзя. Как тебе объяснить, что мне сейчас особенно осторожным нужно быть по отношению к Берецам? Или ты хочешь, чтобы я занимался только твоими делами?
— Я тоже как-никак помогал выучить тебя… — начал было Антал.
— К чему весь этот спор? — перебил их отец с несвойственным ему раздражением и тут же, будто опомнившись, опять начал про себя считать сплетенные им ряды, беззвучно шевеля губами.
Иштван сразу как-то сник. У него вдруг закружилась голова, будто он оказался на краю глубокой пропасти. Он закрыл глаза и, как бы согласившись со словами отца, сказал:
— Не будем сейчас говорить об этом!.. Потом… позже…
Мать, желая хоть как-то разрядить напряженную обстановку, заметила:
— Ничего плохого Анти сказать не хотел… — Однако тут же осеклась.
Снова стало тихо, лишь отец пересчитывал сплетенные ряды.
— Ну так что же все-таки говорят люди? — опять спросил Иштван. На этот раз в его голосе уже не было прежней настойчивости. Скорее всего, он спросил об этом лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.
— Разную чепуху. Что ты поругался с Берецем… и ходить к ним перестал… потому что якобы кто-то сказал, будто это старик забил Розику Бакош до смерти… Другие же говорят, будто, мол, и ты хочешь скрыть это… Кто болтает, что и свадьбы, мол, теперь никакой не будет… ни осенью, ни позже…
Последние слова Анти произнес несколько раз, словно подчеркивая этим, что все остальное его вовсе и не интересует.