Я подошел к шахте. Из темного провала потянуло сыростью и холодом. Мои плечи невольно дернулись, по спине пробежались испуганные мурашки. Внизу было так темно…
— На четвертом уровне непроглядная темень, — объявил я обществу. — Лучше туда не соваться.
Они быстро подошли ко мне и поочередно заглянули вниз. Чего они там хотели разглядеть, честно говоря, не понял.
— Нужно добраться до платформы, — решительно заявил Хромов. — Обратной дороги нет, а к пультовой комнате нам всяко надо.
— Нет-нет, так не пойдет! — снова запротестовал Алексеев. — Я не собираюсь в мученики записываться. Давайте дождемся утра, да и выйдем через аварийку…
Парень говорил дело. Это, конечно, шло вразрез с моими собственными убеждениями, но, по сути, он был прав. Мы — единственные, кто мог помочь жителям Н. Коли пропадем задаром, тяжко придется всем. И если люди заживо не сварятся под толщей грунта и железобетона, то на улице их точно выпотрошат какие-нибудь уроды.
Время шло, а мы все раздумывали, что делать дальше. Хромов сообщил, что второй уровень и первый вроде как должна соединять лестница. Но даже на один уровень мы подняться не могли — в шахте темно, хоть глаз выколи. А к затемненным помещениям все относились не очень доверчиво…
* * *
— Платформа застряла на первом уровне! — громко крикнул Карпов.
С Алексеевым мы в четыре руки втащили его назад, а немного в стороне стоял Игорь и героически держал два фонаря.
Переборов себя и придушив назойливый инстинкт самосохранения, мы все-таки приняли глупое, но довольно героическое решение — пробираться в пультовую комнату. Я даже начал гордиться собой и своими товарищами…
Хромов вскрыл технический склад. Оттуда мы забрали пятнадцать метров толстого каната, две бутылки очистителя от краски и рулон плотной материи. Соорудив несколько факелов из ручек швабр и пропитанной очистителем ткани, взялись за дело. Военные выразили желание заглянуть в оружейный сейф, но профессор разочаровал их отказом: замок был опломбирован, а ключей у Хромова не оказалось.
— Там по стенке пожарная лесенка идет! — отдышавшись, сообщил Карпов. — С порога можно рукой дотянуться. До второго уровня метра три ползком, недалеко, в общем-то… Верхний дверной проем почему-то находится левее нашего, так что вылезать не очень удобно. Я могу пойти первым!
Ну, орел! Смельчак, герой. Везде хочет первым пролезть, не боится. С такими бойцами наша страна может спать спокойно… Если больше нигде нет городов навроде Н.
Он пропустил под поясом веревку, сунул мне автомат и, закатав рукава, подошел к краю.
— Если заметишь чего, не стесняйся, тут же ори! — посоветовал ему Алексеев.
Карпов бочком пересек сумрачный порог. Он вытянул руку, ухватился за ступеньки и тяжело оттолкнулся. Звякнуло. Мы с Алексеевым высунули головы над шахтой. Доктор поливал нас фонарным светом.
Сверху стукнуло, послышался приглушенный голос:
— Я добрался! Давайте наверх, здесь тоже лампы работают.
Вторым полез Хромов. Мы повесили на него один автомат и связку с четырьмя факелами. Бедный немолодой профессор натужно кряхтел, но полз довольно проворно, чем немало удивил. Видимо, страх быть слопанным не только меня заставляет проявлять недюжинную сноровку.
— Иди теперь ты, — Алексеев нервно облизнул сухие губы. — Я прикрою.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, завязать на поясе узлом конец веревки, повесить на себя оба фонаря и скользнуть во тьму. Ступени больно ударили в грудь, я быстро заработал ногами и руками. В шахте было холодно. Воздух казался спертым, как в древнем, запечатанном многие века назад склепе. Карабкаться было удобно, но мешал чей-то ледяной, полный злобы взгляд. Я ощущал его спиной, словно он был материальным…
Внезапно перед лицом выскочил жестяной порожек, по глазам полоснул белесый свет. Поставил на пол фонари, оперся руками и попытался влезть в проход. Снизу что-то хрустнуло, едва слышно зашелестело… Следом за этим шахту огласил отчаянный крик Алексеева. Взревел автомат. Меня оглушило, ладони вмиг вспотели. Я уже навалился животом на порог, но не выдержал и оглянулся.
По стальному тросу, болтавшемуся у правой стены, ко мне ползло какое-то размытое пятно, очень напоминающее чернильную кляксу. Черная накидка развевалась из стороны в сторону, мерзко шелестя. Из грязных лохмотьев на меня таращилось бледное лицо древней старухи… А может, и старика. В сумраке не разобрать.