— Мы должны покинуть убежище с первыми лучами солнца, — неожиданно резко заявил Игорь Хромов. — До рассвета два часа, времени у нас будет — до первых сумерек. Если не успеем к водохранилищу, сгинем!
Дыхание сперло, перед глазами поплыли какие-то капельки, точки… Я и не подозревал, насколько сильно боюсь улиц Н. Оборотень за стальной дверью — это не оборотень за углом. В убежище можно быть смелым, веселым, разбрасываться шутками и играть на нервах у вояк. Но на улице — совсем другое дело…
Примерно через час я уже стоял в общем зале и с недовольной рожей устраивал за спиной матерчатый рюкзак. Рядом со мной топтались доктор и два солдата, угрюмые как бурые медведи поздней осенью. У обоих было по автомату, скудному запасу рожков и небольшой сумочке через плечо. Мне в мешок напихали сублимированной пищи, несколько бутылок с пресной водой и пачку сухих спиртовых таблеток. На поясе слева висел привычный фонарь, а на правом боку были пристегнуты ножны для серебряного ножа — зубодробительного оружия против всяческой не очень чистой силы, которое прибрал к рукам доктор. Честно сказать, я не шибко рассчитывал на себя, как на опытного бойца. Но два автомата и дневной свет давали нам значительное преимущество перед неведомым врагом. А вот нож надо было бы забрать назад.
Мы шли через зал под пристальным вниманием испуганных горожан. Я ощущал себя героем из «Армагеддона». Таким же отважным, целеустремленным… только перепуганным до поросячьего визга!
Здесь и вправду было просто чудовищно жарко. На стенах и потолке скапливался конденсат. Люди выглядели злыми, все мокрые, всклокоченные. Я не прошел и ста метров, как дыхание стало тяжелым, липкая струйка побежала по спине, на лбу выступили бисеринки пота.
— Взгляните-ка сюда! — мне помахал Стальский.
Он стоял возле широкой вентиляционной решетки. Майор приложил руку к небольшому отверстию и тут же с криком убрал. На его ладони вздувался маленький пузырек.
— Горячая! — пояснил он. — Из трубы валит горячий воздух! Нужно срочно запустить систему охлаждения, а то мы тут заживо сваримся.
— А если и не сваритесь, продукты окончательно стухнут, — сурово предрек Хромов. — Учтите, если мы не дойдем до бункера — вам крышка.
— Не вернетесь через три дня, — вытирая лицо платочком, проговорил шедший за нами полковник, — мы отправим последнюю группу. У нас остался лишь один дубликат ключа от бункера, так что постарайтесь даром не рисковать.
Какая душещипательная забота! Мне и вправду стало намного легче, хоть кто-то будет ждать нас.
Глава шестая: «Незнакомый город»
Едва мы вышли на улицу, на нас тут же обрушились мегатонны горячего воздуха.
Я открыл, было, рот, поперхнулся и зашелся в кашле. Складывалось ощущение, что дышишь над раскаленной сковородой с песком. Язык моментально прилип к небу, горло ссохлось. Над горячим асфальтом поднималось марево, словно мы не на улицах Н, а где-нибудь в пустыне.
Сзади грохнула стальная дверь — вояки спешно задраивались.
— Посмотрите! — прохрипел профессор. Его дрожащий палец указывал в небо.
Я поднял взор вверх и обомлел. Небо было белым и слегка отливало желтизной. Мне оно напомнило раскаленный металл… впрочем, даже в металле было больше жизни, нежели в этом чуждом безжалостном своде.
— Ни хрена себе!
Солдаты удивленно уставились в мою сторону. Вместе смотрелись они довольно забавно: первый — высокий, худой, как спичка; второй, наоборот, — маленький, кряжистый боровичок. Видимо, мой возглас вывел парней из транса, так как в их глазах только сейчас появилось осмысленное выражение. Доктор так и стоял с раскрытым ртом и расставив в стороны руки. Его губы медленно двигались — болтал сам с собой.
— Хромов, — худощавый солдат с крючковатым носом и тонкими бескровными губами толкнул его в плечо. — Хорош птиц считать, пора двигаться.
Тот лишь судорожно сглотнул, повернулся к нам. Его руки что-то нервно нащупывали в кармане. Наконец он вытащил маленький фотоаппарат.
— Феномен! — пролепетал он. — Еще один феномен! Нобелевская премия, мне…
Он несколько раз сфотографировал небо. Дрожа от нетерпения, посмотрел на маленький экранчик, хотел проверить — удались ли снимки.