Последнее слово повисло в воздухе между женщинами, не позволяя быть незамеченным или пропущенным. Рия приоткрыла рот что-то сказать, затем закрыла его, а потом попыталась снова:
— Как вам живется с мертвым сыном?
Марта вздохнула и отвернулась. Ее взгляд задержался на саде, будто там она искала мужа и его поддержки, но мгновением спустя Марта повернулась и встретила глаза Рии.
— Очень непросто. О его возвращении мы с Томасом узнали в ночь после похорон. Мы тогда рано легли спать. Дом казался опустевшим без сына. Мы все еще остро переживали шок от его смерти. Леонард умер так внезапно. Когда он садился на свой мотоцикл, я каждый раз очень волновалась за него, но никогда мне не приходило в голову, что... Впрочем, и любому другому на моем месте такое не придет в голову. Аварии на мотоциклах обычно происходят с кем-то другим... Мы уже легли, погасили свет, оба хотели спрятаться от горестного дня во сне, но сном забыться не удавалось. И тут в дверь позвонили. Я села, зажгла свет и посмотрела на часы у кровати. Был первый час ночи. Томас встал и надел халат, не переставая ворчать, что людей тревожат в такой поздний час. Я тоже поднялась, и вместе с мужем мы спустились в прихожую. Зачем — не знаю. А возможно, в тот момент и знала — где-то глубоко-глубоко в душе. Мы подошли к входной двери, и Томас громко спросил, кто там. И с той стороны донесся голос: «Это я, папа. Я вернулся». Мы переглянулись, но какое-то время молчали. А затем Томас открыл дверь. На пороге стоял Леонард, чуть улыбаясь, такой опрятный, респектабельный — таким он лежал в гробу перед похоронами. Он переводил взгляд с меня на Томаса и обратно, будто не вполне понимая, рады ли ему. Я обхватила его за плечи и сжала изо всей силы. Меня вдруг охватила сумасшедшая мысль: если я не буду держать его достаточно крепко, не дам ему понять, насколько он желанный, он исчезнет и мы больше никогда не увидим его. Я так разревелась, что не могла говорить, а Томас то похлопывал по плечу меня, то Леонарда, словно в неуверенности, кому в эту минуту он нужен больше. Наконец я отпустила сына и взяла в руки его ладони. Они были холодны. Не то чтобы как-то противоестественно холодны, а так, будто он долго стоял на улице. Я втянула его в дом и усадила у огня камина, а Томас сел рядом с ним, пока я ходила приготовить чаю. Томас все похлопывал Леонарда по плечу, приговаривая, как он рад видеть его. Мы слышали, что подобные вещи и прежде случались, мы ведь как-никак жители Шэдоуз-Фолла, но не было у нас причин даже предполагать, что... такое может случиться не только в других семьях. Как и аварии с мотоциклистами. Но сын вернулся, и это было важнее всего. Мы не задавались вопросами. Миновало несколько дней, прежде чем мы заметили изменения. Несомненно, это был Леонард, но... Леонард, так сказать, не полностью. Будто, возвратясь, он оставил часть себя там, откуда пришел. Он перестал есть и пить, перестал спать. Ночи напролет он сидит читает или смотрит телевизор, выкрутив звук так, чтобы не беспокоить нас. Он потерял интерес ко многим вещам, которыми прежде заполнял свое время. К вещам и... к людям. Прослышав о его возвращении, сюда приходило много его приятелей. Ричард Эриксон примчался сюда буквально через час, как узнал. Но никто надолго не задержался. Леонард был безупречно вежлив с ними, но буквально все они спустя некоторое время начинали испытывать неловкость в его присутствии. Он был не тем Леонардом, которого они помнили. Он побывал где-то в непостижимом для них мире и на своих ботинках принес сюда пыль того мира. В общем, друзья-приятели ушли, один за другим, и больше уже не появлялись. Леонард даже не пытался удерживать их. В нем больше не было искры. Я надеялась, что это все временно, что он просто не успел полностью «проснуться». Я продолжала ждать и надеяться, искать пробуждения в нем этой утерянной искры, но увы... Он мой сын, я ни на секундочку в этом не сомневалась, но... не полностью. Вернулась лишь часть его. Ты поэтому избегала нас, Рия?
— Нет. Я даже не думала оправдываться этим. Когда я впервые узнала, никак не могла поверить и не поверила до сих пор, потому что верить не хотела. Человек, которого я любила, умер, его похоронили. Последнее, на что я хотела взглянуть, — это некая двусмысленность в его лице и голосе. Я все твердила себе, что это на самом деле не он, и в конце концов мне удалось убедить себя почти по всем, так сказать, пунктам, кроме одного, весьма существенного. Понимаете, я ведь уже тогда была мэром. И была хорошо осведомлена. Мне было известно, что люди возвращаются. Иногда. Это ведь он, правда? Настоящий Леонард?
