Горит свеча в моей памяти - страница 42

Шрифт
Интервал

стр.

У любителей поэзии, и не только еврейской, Перец Маркиш был очень популярен. Достаточно напомнить, что в праздничных номерах центральных газет публиковали его стихотворения в переводе на русский. К тому времени он, начиная с «Порогов» (1919) и до «Смерти богатея» (1935)[101]. успел опубликовать на идише не менее двадцати книг и, если не ошибаюсь, пять или шесть — в переводах на русский. Его пьесы были поставлены во многих театрах.

Маркиш, который у нас по праву считался самым современным поэтом, в тот раз читал, не обрушивая на слушателей весь свой темперамент, написанное в 1922 году и включенное в «Собрание сочинений» 1933 года, стихотворение. Послушайте:

Я ночью не зажгу свечи перед собой,
Распались стены голубятни голубой
Лица, поникшего в слезах.
И вот мой дикий голубь вылетел из глаз,
Пропал тотчас…
Кружится над моей главой
Лишь ворон злой.
И силы нет в руках!..

Перец Маркиш, удивительный поэт и оратор, был прекрасным чтецом. Светясь от внутреннего света больше, чем от направленных на него софитов, он был на редкость красив. Едва появившись, уже пользовался любовью публики.

Годы спустя я в издательстве «Дер эмес» присутствовал при такой сцене: Маркиш сидит за одним столом с редактором Блюмой Котик. Вдруг он вскакивает с места с криком:

— Все! Сегодня мы больше не работаем!

Перед этим Маркиш сам настаивал на том, чтобы рукопись завтра была отправлена в типографию, а теперь твердит: «Все, все!»

Оказалось, что через несколько часов ему предстоит отнюдь не рядовое выступление перед многочисленной аудиторией. Он когда-то договорился о нем и сразу забыл.

На вопрос Блюмы Котик: «Как же будете выступать, если забыли и не готовы?» — Маркиш мгновенно ответил:

— Это как парашют раскроется.

Мне доводилось слушать Переца Маркиша много раз. Парашют у него всегда раскрывался так, как поэт этого хотел.

О лирико-философском стихотворении Шмуэля Галкина «Стекло» историк и литературовед Меир Винер высказался так: «Мастерски написанная миниатюра». Это стихотворение построено на традиционной аллегории, но в то же время полно образов и находок, оно включено как автоэпиграф в сборник «Контакт» (1935 год).

Шмуэл Галкин, человек чистой души, чуждой пустой гордыни, смотрел на собравшихся улыбаясь. Выглядело это так, будто он улыбается всем сразу и все же каждому в отдельности. Хотел начать, но нет, не дают, аплодируют доброй улыбке. Парни уже успокоились и готовы слушать, но девушки продолжают рукоплескать. Стало тихо, и поэт читает:

Стекло
Прозрачное стекло блестит в руке твоей,
Ты видишь сквозь него и землю, и людей,
Весь мир перед тобой отчетлив и открыт —
Кто радостен, кто зол, кто весел, кто скорбит.
Но если у стекла любую из сторон
Покроешь хоть слегка грошовым серебром, —
Вмиг исчезает с глаз все то, что в мир влекло,
И зеркалом простым становится стекло.
Пусть чисто зеркало, пусть гладь его ясна,
И нет на нем нигде малейшего пятна,
Но радуясь и злясь, ликуя и скорбя,
Ты сможешь видеть в нем лишь самого себя[102].
(1931)

Прочел и остался стоять в изумлении. Все молчат, будто никто никому ничего не читал. Те, кому не нужен перевод, от этой аллегории обомлели. Остальные ждали, как будут реагировать понявшие. И вдруг, стоило одному человеку широко развести руки и слегка их сдвинуть, как грянули оглушительные аплодисменты. Дошло невысказанное, то, что между строк. Такие стихи, полные большой поэтической силы, еще долго будут жить, но где еврейские читатели, которые оценили бы созданное нашими писателями и поэтами?


На моем письменном столе лежат старые, пожелтевшие документы, исписанные пером, которое приходилось макать в чернильницу. Я читаю:

Этим подтверждается, что товарищ Лев М. А. с 10.10.1935 до 01.07.1936 был студентом подготовительных курсов при Московском государственном педагогическом институте имени А. С. Бубнова и получил следующие отметки:

Еврейская литература — отлично.

Русская литература — отлично.

История литературы — отлично.

По самым важным предметам у меня было мало конкурентов, но сдавали мы не три, а девять экзаменов. Тут мне нечем похвастаться… Точные науки: математика, физика, химия были для меня трудны, нужно было начинать почти с азов. За них я получил «удовлетворительно».


стр.

Похожие книги