Горит свеча в моей памяти - страница 36

Шрифт
Интервал

стр.

Парадокс: еврейские школы закрывают, а учителей готовят.

Так куда я попал учиться? В марте 1926 года при педагогическом факультете 2-го Московского государственного университета открыли Еврейское литературно-лингвистическое отделение (позже — Отдел еврейского языка и культуры). В том же году провели два приема — весной и осенью. В программу были включены: еврейская лингвистика, литература, история с древности до наших дней (тоже, разумеется, еврейская), история еврейского рабочего движения. И это далеко не все. Обязательно следует упомянуть, что в программе были указаны и занятия ивритом.

Это отделение законно считалось самим лучшим в стране еврейским высшим учебным заведением.

Кто же были первыми студентами? Поэт Изи Харик[95], прозаики М. Даниэль (Мордхе Меерович), Йойсеф Рабин, Эли Гордон, Шмуэл Гордон, лингвисты Мойше Дубинский и Соня Рохкинд.

В 1930 году на базе 2-го Московского университета был создан Московский педагогический институт, а при факультете языка и литературы — еврейское отделение. До 1935 года в это отделение входили две кафедры: еврейской литературы (заведующий Исаак Нусинов) и еврейского языка (заведующий Айзик Зарецкий). В 1935 году обе кафедры объединили, и заведующим стал Меир Винер.

Мы, вновь поступившие, еще в глаза не видели своих профессоров, но другие студенты так их нам изобразили, что мы могли бы их узнать издали. Вот Добрушин: лысина едва ли не больше головы, но главное — походка и то, как он управляется со своей палкой. Если во время экзамена студент не знает, что ответить, Добрушин его успокаивает: «Уверяю вас, все будет хорошо. Вот увидите. Не беспокойтесь».

О Зарецком: у него к сорока шести годам плечи уже немного ссутулились, слушая ответ студента, он любит возиться со своими очками. Если ответ неправильный, очкам грозит опасность поломки. Отличную оценку профессор Зарецкий ставит очень редко.

Как шутники показывали длинную и узкую бородку Нусинова, я не стану описывать. Еще они изображали, как он принимает экзамен: заглядывает в собственный учебник, обеими руками затыкает уши, внезапно встает и таким тоном, словно сам во всем виноват, объявляет студенту: «К сожалению, вы материал не усвоили, совершенно не усвоили, оценка „удовлетворительно“. Извините, но более высокую оценку я вам поставить не могу».

И еще один эпизод, который, как нас уверяли, случился на самом деле. В данном случае Нусинов принимал экзамен в качестве профессора западноевропейской литературы. В течение трех часов один и тот же студент трижды сдавал этот экзамен — за себя и еще за двоих. Материал он знал очень хорошо. Нусинов слушал, кивал головой, а под конец сказал: «Сегодня вы ко мне приходите в третий раз, а один шнурок у вас все время развязан».

Аспиранты

В том же 1926 году Еврейское отделение объявило о приеме в аспирантуру. Как рассказывали, первым поступившим был Арн Гурштейн. К тому времени он уже успел опубликовать ряд работ о еврейской литературе. Его темой была история еврейской литературы XIX века.

Большой ценитель и знаток, он вскоре после окончания аспирантуры стал профессором и сам начал преподавать историю еврейской литературы. Он был очень талантливым лингвистом, библиографом, театральным критиком.

Кстати, его лекции не всегда легко было воспринимать, ведь он пытался пробудить в студентах способность мыслить самостоятельно. Проявлял уважение к чужому мнению. Русскую и европейскую литературу знал почти так же хорошо, как еврейскую. О нем и о его преданности еврейскому слову можно сказать так: он сам был частью истории еврейской литературы и культуры, нашего главного богатства.

Если Арн Гурштейн был первым, кто окончил аспирантуру Еврейского отделения, то Шлойме Ройтман и Арн Раскин — последними. Они защитили свои диссертации и были удостоены звания кандидата филологических наук за четыре дня до начала войны.

Тут мне хочется обратить ваше внимание на то, что было запланировано и что получилось. Так сказать, мечты и действительность.

Обоих аттестовали как специалистов в области западноевропейской, а не еврейской литературы. Еврейская тема уже была под запретом. И все же вклад этих людей в нашу литературу был велик, в особенности это относится к стихам Ройтмана.


стр.

Похожие книги