Горит свеча в моей памяти - страница 23

Старых, высококвалифицированных специалистов удалили, а новых кадров еще не было. Зато тот, чьи родители не считались кулаками или лишенцами, мог, окончив семилетку или ФЗУ, поступить на рабфак[70], а потом, даже без экзамена, в высшее учебное заведение. Еще было важно владеть основами марксизма-ленинизма.

На этот раз партия и правительство уже больше двух лет вели упорную борьбу против «украинских националистов»[71]. Об этой борьбе постоянно трубили. Среди осужденных за грех украинского национализма оказались и евреи, в том числе такие известные ученые, как адвокат Зиновий Марголис и историк Иосиф Гермайзе. Вслед за «украинскими националистами» взялись за «контрреволюционеров», которые проникли в самые важные народные комиссариаты. Там и вправду работало немало евреев, занимавших высокие посты.

Я не хотел быть иждивенцем и сидеть на шее у родных, но в то же время очень старался посещать спектакли и концерты. В еврейский рабочий клуб, который назывался «Третий интернационал» и находился в здании Большой хоральной синагоги, и на литературные вечера (не только еврейские) вход был свободный. Но я еще видел почти все спектакли Еврейского государственного театра[72]; часто посещал концерты еврейского академического хора «Евоканс»[73] под управлением Ешие Шейнина. На концертах «Евоканса» иногда бывало больше русских и украинцев, чем евреев. Приходил в полном смысле слова цвет города. Это нельзя объяснить исключительно тем, что хор исполнял не только еврейские песни. Украинские газеты писали, что «Евокансу» нет равных. Правда, билет на балкон или на приставные места стоил не очень дорого, но все-таки деньги были нужны. Откуда же они у меня на это брались?

Вот как было дело.

Я еду домой и вдруг спохватываюсь: брат придет домой с вечерней смены, а на стол нечего поставить. О том, что именно я должен купить, мы договорились, но уже поздно и магазины вот-вот закроют. Мне еще ехать три длинных трамвайных остановки, но я только что проехал мимо большого продовольственного магазина. Едва трамвай остановился, я выскочил и побежал назад к магазину.

Внутри еще было немало покупателей. Но у двери стояла женщина со шваброй в руках. Она охотно выпускала людей из магазина, но никого не впускала. Я стал ее упрашивать, но говорил как будто со стеной. Все они такие, подумал я, эти торговые работники. Почему эта уборщица должна быть другой?

Уже собирался уходить ни с чем, но вдруг вижу, кто-то еще подходит. Перед ним уборщица распахнула дверь еще до того, как он дотронулся до дверной ручки. Мне стало досадно: а я чем хуже? Разве что у него усы как у Тараса Шевченко, а я еще только начал бриться, чтобы волосы на щеках росли быстрее. Усатый был уже по ту сторону двери, а меня, который хотел войти сразу вслед за ним, уборщица так прижала дверью, что ни туда, ни сюда. Вдруг слышу, как только что вошедший мужчина обращается к ней:

— Лия Гедальевна, впустите. Кроме него, больше никого нет.

Женщина недовольно поворчала, но послушалась. Это ж надо было так нарваться: женщину совершенно нееврейской внешности звали, оказывается, Лия, да еще и дочь Гедальи. Женщина средних лет, на лице сохранились черты еще не увядшей красоты. Высокий лоб, миндалевидные глаза, но она — всего лишь уборщица, выполняющая, что велят. Мне показалось, что на меня она посмотрела невидящими глазами.

Ничего из намеченного я не купил. Это было привычно. Дефицитных товаров было больше, чем недефицитных. Я на самом деле был последним покупателем, который должен был быстро покинуть магазин. Должен-то должен, но получилось иначе. При моей попытке выйти Лия Гедальевна вдруг сказала:

— Иван Макарович сейчас придет. Он просил вас подождать.

— А кто такой Иван Макарович?

— Тот, кто велел вас впустить.

Не иначе как меня выдала еще неостывшая обида.

— Хоть он и велел, вы все равно не хотели меня впускать.

— Если бы я очень не хотела, вы бы не вошли. Ведь дверь запирается за пятнадцать минут до закрытия магазина.

Большим любопытством я, кажется, не отличался, но мне все-таки хотелось узнать об этом человеке, который попросил меня немного подождать. Я спросил: