Может, он и впрямь чокнутый. Ну а если не чокнутый, то по крайней мере чудной, переменчивый, послушный, точно флюгер, любому ветру, способный, к примеру, после раздумий о безвозвратно ушедших днях задать себе вопрос: «Но куда они подевались? Кто их унес?»
Однако ответа и на этот вопрос он тоже не знал. Может, тот самый ветер, что унес друзей, смел один за другим и эти дни, но солнце все равно продолжало сиять, небо оставалось синим, а девушки, что встречались ему на улице, улыбались и были несказанно хороши собой. Так что стоит ли впадать в уныние? Девушки до того влекли его, что Франсуа достаточно было лишь подумать о них — и он сразу утешился. Пусть кто хочет попробует объяснить подобную перемену настроений. Франсуа же она нисколько не волновала. А сегодня еще меньше, чем всегда. Теперь он стал мужчиной. Он изведал плотские утехи и, думая о Марион, ничуть не испытывал ханжеского унижения, оттого что она доступна всем и каждому; напротив, невольно чувствовал некое тщеславное удовлетворение при мысли, что спутался с непотребной девкой.
Тем не менее после той несчастной ночи у него остался скверный осадок, и вечерами он больше не покидал дом при церкви святого Бенедикта. Он много думал о Марион, и теперь она ему казалась чересчур грубой, низменной, плотской; он презирал ее и поклялся себе никогда больше с нею не видеться; но однажды утром встретился с Монтиньи, и разговор почти сразу зашел о ней.
— Бедняжка Марион места себе не находит, все спрашивает о тебе, — сообщил Монтиньи.
А дня через два к Франсуа пришел Колен и клялся именем Христовым, убеждая, что нельзя упускать такую женщину.
— Да ради чего? — простодушно удивился Франсуа.
Колен со свирепым видом впился в него своими маленькими глазками и бросил:
— Да ради башлей! Понял?
Школяр смутился и понурился.
— Ну что? — не отступал Колен. — Трусишь?
— Да я не умею… — промямлил Франсуа, изрядно обескураженный подобным оборотом. — Существуют какие-то подходы… Их нужно знать…
— А вот другие знали и умели, — буркнул сын слесаря. — Они вытянули у Марион денег больше, чем мыслей в твоей паршивой башке.
И он покачал головой. Франсуа уныло пробормотал:
— Нужно время, чтобы научиться…
— Прежде всего, надо захотеть, — с решительным видом отрезал Колен. — У тебя есть выбор.
— Но я хотел бы…
— Посмотри на себя, — жестким тоном промолвил Колен, указывая Франсуа на его поношенную рясу и стоптанные башмаки. — Вид у тебя не франтовской. Ну а если заглянуть к тебе в кошелек, что мы там найдем? Ничего. Блоху на аркане…
— Это правда, — вынужден был признать Франсуа.
— То-то и оно-то. Так что ты круглый дурак. Как ты думаешь, ходил бы Монтиньи таким щеголем без Гийометты? У женщин легко брать: они сами предлагают. Им доставляет удовольствие отдавать то, что приносят им жирные горожане. Только не будь дураком!
— А ты?
— Я, — скрестив руки на груди, гордо отвечал Колен, — научил Монтиньи и сделал его тем, кто он есть.
И он принялся расхаживать по комнате с отрешенным видом, и этот его вид окончательно переубедил Франсуа.
И все-таки ему претило следовать советам Колена. Требовать у Марион деньги — нет, это не по нему. Он никак не мог решиться.
— Может, не сейчас, а когда-нибудь потом?
— Потом? — со злостью бросил Колен. — Конечно, куда удобнее пить в кабаках за счет своих друзей. И если они рискуют, так это их дело, верно? Ведь они платят.
— Да ты что! Что ты несешь!
— Ну так как?
— Послушай, — жалобным голосом начал Франсуа, — вот ты покатил на меня, обвиняешь и не хочешь меня выслушать. Разве ж я могу в один миг взять и измениться? Сам подумай. И потом, мне надо будет выбираться по ночам из дому…
— Ну да.
— А как? Мэтр Гийом держит меня взаперти. Он караулит меня.
Колен усмехнулся.
— Я ждал, когда ты заговоришь об этом, — ответил он.
Франсуа понял, что все его увертки ни к чему и если он согласится принять помощь от Колена, то хотя бы в этой части его оставят в покое. На миг ему стало страшно, но потом, внезапно решившись, он пробормотал:
— Я все буду делать, как ты сказал.
Колен подошел к нему и вытащил из кармана шарик смолы, каким снимают с замков слепки, чтобы потом делать по ним ключи. Все оказалось проще простого. Сойдя вниз, они встали у двери и болтали, пока Колен быстро делал слепок. Через день он вручил Франсуа готовый ключ.