Далее наступил золотой век. Что бы ни происходило в далеком Питере, какие бы кульбиты не выкидывала судьба, «новым панам» все шло на пользу. Не помешало ни падение отца родного, Александра Данилыча, поскольку правительство Анны Иоанновны, запоздало торжествуя победу «милославской» партии над «нарышкинской», по всем направлениям (в том числе и на малороссийском) ревизовало богомерзкие инициативы «Наташкиного ублюдка», ни кончина матушки императрицы, поскольку новая монархиня, Елизавета, в свой черед торжествуя реванш «нарышкинцев» над «милославцами», щелкнула «Анькиных холуев» по носу, назначив в гетманы им, ясновельможным и родовитым, Кирилку, 19-летнего пацана самого что ни на есть «быдляцкого» роду, брата своего тайного мужа Алексея Разумовского, в девичестве Розума, начинавшего карьеру подпаском у кого-то из «новых панов». Даже воцарение Екатерины Алексеевны, дамы европейски мыслящей, а потому искренне не видящей смысла в сохранении забавного реликта, обернулось пользой для радетелей «вольности». Ибо, упразднив совсем уж к тому времени опереточный гетманат (против чего никто не то что саблю не поднял, а и не пискнул), компенсировала потерю не просто землями, а тем, чем давно грезили и о чем давно молили — правом владеть теми, кто на ней живет. После чего Василенки стали Базилевскими, подавляющее число вольных хлеборобов, считавших себя, может быть, и без особых на то оснований, казаками — крипаками, а повадки новых, с наслаждением отбросивших кавычки, панов, сформированные памятью о повадках поляков, которые, в отличие от «восточных варваров», паны настоящие, сделали местное крепостное право наиболее жестким в Империи. Салтычиха, как точно отметил Д. Табачник, была шоком для Москвы и Петербурга, но не для Винницы и Черкасс. Когда же, дойдя до крайности «крипаки», как в Турбаях или Клещинцах, брались за вилы, на выручку одворяненным убийбатькам неукоснительно приходили заботливые российские солдаты, и жизнь вновь становилась спокойным, сытым раем. Кто-то, конечно, уезжал в Москву, Петербург, Одессу, там учился, служил, постепенно вырастая в городские головы, миллионеры, «золотые перья», министры, генералы, сенаторы, гоголи. Но большинству хватало наконец-то обретенной вольности. Оно, большинство, вольно ело галушки, возилось на пасеках, писало на досуге акварельки, спивало дедовские думы и листало купленные на ярмарке брошюрки типа «Истории Русов», тужа за штофом горилки на тему, какие бы мы были великие, кабы кляти москали не помешали…
Завершение «Гопакиады», да простится мне тавтология, еще не значит, что она вполне завершена. Остались еще сюжеты, которые хотя и не всегда впрямую относятся к общей канве событий, но для изложения необходимы. В частности, многие интересуются: а что же в 18 веке творилось на Правобережье?
Вернемся чуть-чуть назад. Когда, передохнув после Чигиринских походов 1676-1677 годов, Порта продолжила Drang nach Westen и осадили Вену, угрожая прорывом в мелкие беззащитные княжества Германии, что означало бы всеевропейский бардак лет этак на тридцать, Польша в последний раз тряхнула стариной. Собрав все, что могло драться, в том числе и остатки правобережных казаков, Ян Собеский решил вопрос. После чего, поскольку, хотя турки и перестали быть актуальны, но татары со своими шалостями никуда не делись, восстановил на правом берегу казачество — шесть небольших, не чета прежним (сотни по полторы сабель) «полков» во главе с наказным гетманом Самусем. Под сурдинку пристроились и просочившиеся с левого берега неформалы Семена Гурко-Палия, явочным порядком организовавшие еще несколько «полков» и давших королю честное слово, что будут лояльны. Как ни странно, слово они держали. Ну, не точно уж совсем, немногочисленных польских поселенцев из облюбованных мест выгоняли, а евреев громили, но, поскольку против Варшавы не выступали, с татарами в меру сил дрались, польские поселенцы сами могли за себя постоять, а евреи были не в счет, король Ян на мелочи внимания не обращал. В общем, понемногу жили. Однако все проходит. Король-воин умер. Война с турками успешно завершилась. Татары притихли. А для «домашней войны» («патриоты» Лещинского, креатуры Франции, схватились с «саксонцами», опекаемыми Россией) казаки не годились. Да и вообще, само слово «казаки» вызывало у поляков вполне понятную идиосинкразию. Посему в 1699 году Сейм принял закон об упразднении казачества на территории РП.
