Ветти застыл. Адамово яблоко на жилистом горле прыгнуло вверх и опустилось вниз. Он поднял руку и тыльной стороной ладони вытер слюну, выступившую в уголках губ. Глаза бегали.
– Их там нет… – запротестовал он. – Этим пакетам семнадцать лет. Это невозможно проверить.
– Уже проверено.
Что-то во взгляде Аудуна Ветти изменилось. В них будто появилась черная искра.
– Он все равно был виновен, – почти выплюнул он. – Ты ведь тоже это видел, ты тоже видел все в его маленьких крысиных глазках. Но ты не мог заставить его признаться, и мы рисковали, нам пришлось бы выпустить его обратно в общество.
Он поднял дрожащий указательный палец.
– Я сделал то, что нужно было сделать, – продолжил он, пытаясь оправдать свои действия. – Но ты никогда этого не докажешь. Существует множество способов объяснить мои отпечатки там. Скажем, я был в лаборатории и знакомился с уликами. Доставал их по очереди, одну за другой. Это моя работа.
– Вы только что сказали, что не трогали пакеты с уликами, – напомнил Вистинг. – Что вы даже никогда их не видели.
Аудун Ветти фыркнул.
– Кто поверит твоей версии? Спецотдел уже тебя подозревает. Они расценят это как жалкую попытку переложить свою вину на другого.
Вистинг подошел к окну и быстрым движением отдернул занавеску. Лунный свет стал ярче. Вистинг мог видеть у причала шнеку Финна Хабера. Старый моряк легко спрыгнул на сушу.
С полки под подоконником доносился едва слышный звук крутящейся кассетной пленки. Ветти сделал несколько шагов назад, в глубь комнаты. Вистинг проследил за его взглядом: Ветти смотрел на кнопки Play и Rec, нажатые на стареньком кассетнике.
– Послушай, – сказал он. – Скоро я буду официально назначен начальником полицейскоо управления. Я могу это решить. Мы оба останемся в выигрыше.
Вистинг даже рта не открыл, чтобы отказаться от предложения.
– У нас должна была быть уверенность в деле, – отчаянно продолжал Ветти. – СМИ наседали. Так было лучше для всех. Никому это не навредило. Хаглунн получил заслуженное наказание.
Доски на террасе затрещали.
– Это вы ее убили, – сказал Вистинг.
Наружная дверь открылась. Финн Хабер вошел в комнату и тихо встал, скрестив руки на груди. Ветти в смятении наклонил голову.
– Вы убили Сесилию Линде, – повторил Вистинг. – Когда вы рассказали о кассете Йермунду Хюльквисту из «Дагбладет», вы вынесли ей смертный приговор.
Он нажал на Stop, вынул кассету и сунул в нагрудный карман.
Ветти сделал пару шагов назад, застыл и покачнулся, как дерево, надрубленное с одной стороны. Вистинг видел в его взгляде, что он это понимает. Падения не избежать.
Нильс Хаммер поставил перед собой большую чашку кофе. Вистинг видел, как ответственность за дело Линнеи истощили его. Лицо казалось бледным и выгоревшим, глаза были уставшими и неподвижными, более серыми, чем обычно.
– Я думал, что здесь будет Ветти.
Вистинг ничего не успел ответить. В дверях появилась Кристине Тиис со стопкой бумаг.
– Ты видела Ветти? – спросил Хаммер.
Кристине Тиис села за стол.
– Он заболел.
– Заболел? – переспросил Хаммер. – Вчера казался совершенно здоровым.
Кристине Тиис пожала плечами. Казалось, что она больше ничего не знает о причинах его отсутствия.
– Он написал вот это, – сказала она и протянула Вистингу листок. – Отстранение снято.
– Очень хорошо, – прокомментировал Хаммер. – Рудольф Хаглунн спрашивал о тебе.
– Он здоров? – поинтересовалась Тиис.
– Он в следственном изоляторе. Патрульные привезли его из больницы час назад.
– Он хочет говорить?
– С Вистингом, – кивнул Хаммер.
Кристине Тиис посмотрела на следователя.
– А ты хочешь?
Вистинг задумался. Работая следователем, он говорил со многими людьми, совершившими серьезное преступление. Он был рядом и позволял им рассказывать обо всем, что они сделали. Взгляд изнутри и постепенное понимание их поступков много сообщили ему о том, каково это – быть человеком. Вистинг обнаружил, что все люди глубоко внутри боятся остаться одни. Боятся одиночества. У всех есть потребность быть выслушанными.
Хаглунн сидел наедине со своими тайнами семнадцать лет. Люди не созданы для того, чтобы нести такую ношу. Даже ему нужно было поделиться своими потаенными мыслями с другими. Он собирался рассказать о том, что на долгие годы отправит его в тюрьму, и это было обусловлено просто-напросто тем, что потребность быть выслушанным перевешивала в нем страх перед возможными последствиями своей откровенности.
