Орр сам долго не мог поверить, что совершает невозможное. Однако он надеялся, что Хабер, зная содержание сна, присутствует при нем, в самом центре, может заметить изменения, может помнить их и подтвердить.
Плохо. Выхода нет. Орр оставался там, где был уже много месяцев — в одиночестве, — зная, что он безумен, и зная, что он не безумен, в одно и то же время. Вполне довольно, чтобы сойти с ума.
— А может, вы дадите мне постгипнотическое внушение не видеть эффективных снов? Поскольку вы предположили, что я могу… так я избавился бы от наркотиков, по крайней мере, на время.
Хабер сел за стол, сгорбившись, точно медведь.
— Сомневаюсь, чтобы оно подействовало, даже на одну ночь, — сказал он просто.
И вдруг он загремел снова:
— Разве это не то же бесплодное направление, в котором вы уже двигались, Джордж? Наркотики или гипноз — это все подавление. Вы не сможете убежать от собственного мозга. Вы видите это, но не хотите согласиться. Все в порядке. Подумайте. Вы дважды вот на этой кушетке видели сны. Плохо было? Кому-то принесло вред?
Орр покачал головой, слишком расстроенный, чтобы отвечать.
Хабер продолжал говорить, и Орр заставил себя его слушать. Доктор говорил теперь о мечтах, о получасовых циклах сновидений, об их использовании и ценности. Он спросил, какой тип мечтания ближе Орру.
— Я, например, — сказал он, — часто мечтаю о героизме. Я спасаю девушку, или товарища-астронавта, или осажденный город, или целую обреченную планету. Мессианские мечты, мечты о добрых целях. Хабер спасает мир! Они очень забавны — пока я держу их там, где им положено быть. Всем нам надо немного прихвастнуть, пусть в мечтах, но когда мы начинаем ориентироваться на них, тогда параметры реальности становятся для нас системами. Затем есть тип мечтания «остров Южного моря». Им предаются люди средних лет. И тип благородного мученика, и различные романтические фантазии юности, и садомазохистские, и так далее. Большинство людей отдают дань сразу нескольким типам. Мы почти все хоть один раз смотрели на арене цирка в глаза льву или бросали бомбу в своих врагов, или спасали девственницу с тонущего судна, или писали за Бетховена его Десятую симфонию. Так какой стиль вы предпочитаете?
— Уход… бегство, — сказал Орр.
Ему пришлось собраться с мыслями и ответить этому человеку, который старается помочь ему.
— Вас тяготит работа, ежедневная рутина?
Хабер, казалось, не верил, что Орру может нравиться его работа. Несомненно, Хабер обладал большим честолюбием и ему трудно было поверить, что у кого-то оно может отсутствовать.
— Нет, скорее город, толпа. Слишком много людей. Заголовки. Вывески…
— Мечтаете о Южных морях? — спросил Хабер со своей медвежьей улыбкой.
— Нет. У меня не очень богатое воображение. Я мечтаю о хижине где-нибудь за городом, может быть, на Береговом хребте, где еще остались старые леса.
— Пытались когда-нибудь купить?
— Земля, даже самая дешевая, в Заповеднике Южного Орегона стоит тридцать восемь тысяч долларов за акр, а с видом на берег возрастает до сорока тысяч.
Хабер присвистнул.
— Я вижу, вы обдумываете это всерьез. Однако, вернемся к вашим мечтам. Слава богу, за них не нужно платить. Не хотите ли еще сеанс? У нас осталось полчаса.
— Не могли бы вы…
— Что, Джордж?
— Заставить меня не видеть сны?
Хабер начал один из своих красноречивых отказов.
— Как вы знаете, испытываемое под гипнозом исключает все направления, в том числе те, что у людей обычно заблокированы. Снять этот блок, значить дать вам слишком много различных направлений. Я могу руководить вашими снами, но не хочу, чтобы вы полностью отказались от снов. Я хочу, чтобы вы подробно рассказывали о каждом сне. Хорошо? Вы знаете, что можете доверять мне. Я здесь, чтобы помочь вам. Я не прошу у вас слишком много. Я подталкиваю вас, но не слишком сильно или быстро. У вас не будет никаких кошмаров! Поверьте, я не меньше, чем вы, хочу разобраться и понять. Вы разумный человек, с вами легко работать, к тому же вы мужественны. Мы преодолеем это. Верьте мне, Джордж!
Орр не вполне верил Хаберу, но тот был непреклонен, как проповедник, к тому же Орр хотел верить ему.
