Под крылом МИГа лежала деревня Талокван, находящаяся посреди Файзабад-Кундузской дороги. Это самый северный участок Афганистана, ближайший к советской границе.
Михаил Сандовский, пристегнутый ремнями в кабине пилота, сосредоточенно и сурово смотрел вниз, на землю. Беспощадное небо и серо-голубые цвета этой первобытной страны, казалось, затронули самые меланхолические струны его души.
Какая прекрасная страна, и как бесполезны попытки управлять ею. Он смертельно устал убивать.
Самолет накренился вправо, разворачиваясь, чтобы еще раз пролететь над деревней. Поступило донесение, что в нескольких зданиях тайно хранились цистерны с бензином.
Советский МИГ, самолет-перехватчик, был оснащен двухствольным двадцатитрехмиллиметровым пулеметом, реактивными снарядами, ракетами «воздух-воздух», четырьмя ракетами АА-8 и двумя АА-7.
Михаил управлял смертоносной машиной и уже убил… Скольких? Скольких?
Он на минуту прикрыл глаза, когда самолет взлетал к беспощадному ослепительно сверкающему высоко в небе солнцу. Вдали поднимались струйки дыма, его рассеивали потоки ветра, дующего с Гиндукуша.
Михаил хотел стать космонавтом. За выход в космическое пространство он готов бороться, так как эта цель была простой и чистой, без бомбардировок и убийства невинных женщин и детей на войне, к которой он испытывал отвращение.
Но сначала нужно закончить это шестимесячное «турне» по Афганистану. Уже пять месяцев он нормально не спал ночами и потерял в весе почти десять килограммов. Между тем он удостоился нескольких похвал от командования и получил ордена Ленина и Красного Знамени — две самые высокие награды.
Здесь им не к чему было придраться. А об остальном им незачем было знать — о его ночных кошмарах, о все повторяющихся снах, в которых черноволосая девочка, словно предостерегая, выкрикивала его имя снова и снова: Михаил! Михаил! Михаил!
Он слышал потрескивание радио — голоса других пилотов, ругавшихся из-за несогласованности действий с наземными войсками, но слушал вполуха. Все это не имело значения… во всяком случае, это не продлится долго. Он не верил, что покинет Афганистан живым.
Слева от него раздался сигнал радара — принадлежащий мятежникам. Маленький американский Б-26, устаревший бомбардировщик времен второй мировой войны, немного модифицированный, показался в небе в 12.00. Михаил сделал крутой вираж и в то же мгновение скорее почувствовал, чем увидел, как смертоносная вспышка поразила его самолет.
Звезды, как острые драгоценные камешки, приколотые к мантии ночи, прорезали афганское небо. Они высветили на черном фоне еще более темный контур гор. Холодный разреженный воздух был наполнен запахом дыма и смерти.
Михаил маленькими глотками с трудом вдыхал воздух. Обруч боли сдавил ребра, вонзился в левое легкое. Из глубоких рваных ран на груди обильно текла кровь, заливая голубовато-серый комбинезон. Страшная боль уже прекратилось, ее сменило оцепенение. Он знал, что правая нога сломана в нескольких местах. Он не имел представления ни о времени, ни о том, как ему удалось выбраться из горящего самолета, а потом, приземлившись на склоне, отцепить свой парашют. «Чудо, — подумал он, — если чудеса существуют».
Он лежал на спине на жестком сухом песке. Холодный воздух уже вытягивал из него силы. Он знал, что ночью скалы быстро остывают из-за разреженности атмосферы, и понимал, что запросто может умереть к утру от переохлаждения.
Казалось, ему было легче дышать, когда он приподнимался на локтях. Делая неглубокие вдохи из-за боли в сломанных ребрах, он ощущал, как тяжело давит на него небо, величавый вздымающийся ввысь Гиндукуш. Его наполнило отчаяние. Почему он здесь? Может, это всего лишь гигантская космическая шутка, не имеющая никакого иного смысла, как только боль?
Ему всего лишь двадцать четыре года. Всю жизнь он был конформистом, ни разу не восстал. У него были женщины, но он овладевал ими не любя. У него никогда не было настоящего друга, только собутыльники, такие же летчики, пытавшиеся похоронить свои переживания в водке. Теперь под тусклым светом звезд он подвергал всю свою жизнь сомнению.
