— Почто не ешь те яблоки?
— Гм, пан Бог мне запретил есть с того дерева.
— Э, ему жалко. А ну, подожди, я пойду сорву.
Пошел, сорвал и дал Адаму одно и Еве одно. Ева откусила и проглотила, а Адам укусил, ангел позвал:
— Адам, уже согрешил!
А он схватился за яблоко, и тут [в шее] осталось, и доныне так у мужчины: баба проглотила, потому не имеет яблока.
Только Адам согрешил, уже нет тела, как ноготь, уже Адам стыдился тела. И дал Пан Бог Еве кудель прясть, а Адаму стульчик и лопату:
— На, ты пряди, а ты вокруг себя, сидя, копай, чтобы прожить.
И Адам копал, и одно уже жито или еще что зреет, а другое всходит, а третье еще сеется. А Злой откуда-то прибежал:
— Что делаешь?
— Видишь, — говорит, — что ты мне наделал, что я должен копать.
— А почему копаешь сидя?
— Так Бог велел.
— Хе-хе! Я тебе не так посоветую. Встань, да стоя вскопай, да больше будешь иметь.
А она, женщина, отчего-то:
— Да он правду говорит. Встань.
Он встал, а ангел зовет:
— Адам! Работай, пока склонен, и все голоден будешь. А ты, женщина, детей без боли не выкормишь.
Уже проклял. И ныне так у нас, что мужчина пашет и сеет, или пан, или кто живущий, и такого нет, чтобы сказал: «Я уже сыт, не хочу». Разве все кабы больше. А баба и ныне такую муку с детьми терпит, что хуже нигде не может быть.
И так зашел тот злой около Евы провести время, и сделал ей такого ребенка, что имел двадцать четыре головы. И как закричал на восходе солнца, то слышно было аж на западе, где заходит. И Адам испугался того, не знал, что делать. А злой говорит:
— Не бойся, запиши мне, что будет по тебе. Я сделаю, что будет только один.
А Адам не знал, что по нем целый свет придет. И записал, что по нему будет, и он посчитал, что только одно осталось. И потому начал народ плодиться. И то шло долго. Начали люди умирать, и все идет к злому, а Богу нет ничего, ведь он [злой] закупил. Но Пан Бог дал на свете людям нивы всякие: жито, пшеницу, ячмень, но не знаю, что кому обещал. А злой говорит:
— А мне дашь что?
— Да дам тебе овес.
И злой идет себе, и говорит дорогой: «Овес, овес!». А баба подошла и спрашивает:
— Что вы, паночку, разговариваете?
Тот не хотел рассказывать ей, но сказал:
— Что-то мне пообещал Бог, и уже забыл я из-за тебя.
А Пан Бог был там, он понимал, и пожалел овса ему; ибо сказал:
— Будет тесно людям, и будут овес есть.
И ныне едят люди овес, которые беднее, только паны и евреи едят из жита паляницы; у нас то мелет на мельнице, а еще выше под горами — то в ступе толчет овес, месит паляницу и ест. Но он говорит бабе:
— А ну, не припомнишь ли, что мне Бог дал?
— Может, жито?
— Нет.
— А пшеницу?
— Нет.
— А ячмень?
— Нет.
— А боб?
— Нет.
Всякое зерно, что люди сеют, перечла и не угадала ничего.
— Может, зерно? (А зерном мы зовем овес.)
— Нет.
— То, может, осот?
— Осот, осот.
И ныне из-за этого родит в земле осот, — третья часть, а бывает и четвертая. Бог знает, от того или нет.
Но один раз уже Бог идет дорогой да и печалится. А он встретил его:
— Ты чего такой печальный? Они к себе не звали?
— А как бы, — говорит, — не было печали, люди родятся и умирают, и к тебе все, а ко мне ничего.
— Хе! Я закупил.
А Бог спрашивает:
— А где те записи?
— Ого-го! Далеко. В воде, в скале, в пещере.
— А есть ли такой, чтобы те записи оттуда добыл?
— Хо-хо! Нет. Разве кто бы родился, и умер, и воскрес, тогда добыл бы.
[Рождение и распятие Христа] И тогда, когда Суса Христа распинали, умер на кресте и воскрес, записи те выплыли и сгорели в воде. А души в Царство [Небесное] шли из пекла трое суток.
(Гнатюк В. Галицько-руськi народиi легенди. Львiв, 1902. (Етнографiчний збiрник. Т. 12). С. 5–8)
Русская легенда
Изначала веков ничего не было: ни неба, ни земли, ни человека, а была только вода, вода без конца и края и без дна, а поверх воды была тьма тьмущая — беспросветная тьма. И по этой воде плавал в лодочке Бог Салаоф [Саваоф]. Плыл однажды Бог Салаоф в лодочке и сплюнул на воду слюнку, и вот — в том месте, где он сплюнул слюнку, появился сам сатана Сатаниил, в человеческом образе. И как только сатана появился, так сейчас же вступил в разговоры с Богом, он сказал Богу:
