— Иди и скажи: «Беру землю во имя Господне».
Он пошел — а он уже сразу на зло решился — и говорит:
— Беру землю во имя свое.
Не вынес ничего.
— Почему так не сказал, как я велел: «Беру землю во имя Господне»?
— Я сказал.
— Неправда. А ну еще раз.
Он пошел и так же не вынес.
— Иди в третий раз и скажешь: «Беру землю во имя Господне».
Он пошел и со злости не сказал: «Беру землю во имя Господне», но сказал: «Беру землю во имя его». И вынес только под ногтями земли, и то Бог выскреб шпилькой, — может, того было с боб. И Пан Бог то благословил, и вышел кусочек земли. И сказал Бог Сатанаилу:
— Ляг немного да поспи где-нибудь.
— А как бы ты меня не провел, — он говорит Богу.
— Не бойся.
А сатана говорит:
— Ложись ты вперед.
Бог лег, да и не спит. А он только лег, да и заснул. А Бог землю благословил, и начала она расти во все стороны. А он вскочил: «Ого, уже меня провел!» Начал обваливать землю, думал, что обрушит в воду, и она снова опустится. И где упал, там теперь долинка на земле, а где поднимался так, что вверх лез, там теперь гора. Как уже появилась земля, и Пан Бог начал сажать сад. И где-то было пять зерен, и послал его Бог:
— Иди, принеси, будем сажать плоды.
Он принес четверо, а пятое спрятал под язык себе. А Бог спрашивает:
— А где еще пятое?
— Там не было.
— Как это не было, если имеешь его под языком?
А он вынул, говорит:
— Пускай это будет на распятие.
А Бог говорит:
— Пусть тебе будет на изгнание.
И сразу его заклял. И теперь, как перекрестят, он убежит за море. А до тех пор он креста не боялся.
Не хочет он Бога слушать, а Бог взял и обмакнул палец в воду, и махнул, и сделался святой Михаил. Ведь он и теперь ангел Михаил, не рожденный, только сотворенный. И спрашивает Сатанаил Бога:
— А на что Ты это сделал?
— Ну, на что, так ты Меня не хочешь слушать.
А он взял, да пригоршнями водой как набрызгал, и от этого столько сделалось нечистой силы, как травы. А Бог спрашивает:
— А ты что делаешь?
— Хе-хе! Буду с Тобой воевать.
А он, злой, себе уже сделал колесницу, ту, что гремит. Но Бог говорит:
— Кабы ты пошел еще померить глубину, глубоко ли где?
Он пошел и пробыл под водой, пробыл сорок дней. Но Бог так заморозил воду, на сто локтей лед стал. Но он догадался, что оставил на земле колесницу, и не дошел до дна воды, но начал возвращаться вверх за колесницей, ведь жаль ему, чтобы святой Михаил не отобрал. А Михаил уже ее взял. Ударил головой, как возвратился, в лед — лед больше чем на сто саженей вверх взлетел. И он вышел на землю, говорит Богу:
— Теперь будем воевать!
А Бог говорит Михаилу:
— Подвигай оружием своим — ведь уже имеешь в руках то, что гремит.
И Михаил как загремел, как начал бить, и всех побил тех, кого он сделал из воды, только сам он прыгнул пану Богу под плечо:
— Ой, подари мне жизнь!
И Бог подарил ему, его не убил. И теперь у нас доныне так ведется, так как он из воды сделал злых, когда стряхивал, и теперь кто знает то, то есть грех, как помоет женщина остатки, чтобы так трясла, или как человек умоется и руками так машет.
Но Бог взял и сотворил Адама из глины и где-то к чему-то прислонил. Но он, чтоб ему, прибежал, увидел и потыкал пальцем. И теперь из-за того на человеке оспа бывает. И дохнул Бог духом на Адама, и оживил. Лег спать, а Бог вынул из него ребро, и сделалась женщина Ева. Он как проснулся, то аж испугался, так как один ложился. А архангел Михаил заявляет:
— Адам! То жена твоя Ева. Это вам целый мир будет.
И ничего не надо было делать там, дал Пан Бог рай Адаму и Еве, даже тело такое было, как теперь ноготь, то все такое было; не надо было ни одеваться, ничего. И теперь ни у кого не мерзнут ногти. Но тот злой научился к Еве ходить. А Пан Бог взял и окружил огнем рай, чтобы он там не ходил. Он искал способа, как бы добраться до Евы, поскольку не мог выдержать без нее. И сделал себе трубу железную, просунул сквозь огонь, сделался как уж и через нее пробрался в рай. А Бог тогда взял его и проклял:
— Чтоб ты передвигался, пока свет стоит, на брюхе.
И они и доныне ползают, те гады, они и теперь таковы.
И он вошел в рай, и уже те плоды, что Пан Бог сажал, уродили. А на том, что он спрятал было под языком, самые прекрасные яблоки. А он спросил Адама:
