Голубая звезда - страница 38

Никодимов перевел на нее темные и мутные глаза. Слабая улыбка появилась на его улице.

- Женщина,- сказал он и вздохнул.- Особенный ваш род.

- И не стыжусь, что женщина. Я, милый мой, тоже много видела стыда на своем веку. Меня не удивишь.

- Ничего,- пробормотал Никодимов.- Ничего. Живу, как живу. Ничего не надо. Никаких сентиментальностей.

- Уедем отсюда,- вдруг сказала она.- Я тебя увезу на край

384

света, будем жить у моря, солнца, путешествовать... Ты будешь свободен, но... уедем!

- Фантасмагории!

- Поселимся в Венеции... Никодимов слегка вздрогнул.

- В Вене я был очень близко к смерти,- сказал он.- Никогда тебе не рассказывал. Во всяком случае, это сильное ощущение.

Он вынул часы.

- Пять.

Глаза его несколько прояснились, он подобрался и оглянулся.

- Поезжай домой. Пора. Видишь, все разъезжаются. А у меня есть еще дело. Я поссорился с одним человеком.

Никодимов поцеловал ей руку с внезапной, но холодной вежливостью и вышел. Куртизанка постояла, села на диван и уткнулась лицом в его спинку.

Никодимов же встретил в зале флорентийского юношу и подошел к нему.

- У меня сегодня дуэль,- сказал он.- Мы заедем домой, ты переоденешься, выпьем кофе, и в половине восьмого должны быть в Петровском парке.

Юноша попятился. Его бархатные, беспокойно- распутные глаза взглянули испуганно.

- Дуэль? - произнес он слабым голосом.- Но тебя могут убить.

- Безразлично,- тихо и слегка задыхаясь ответил Никодимов.- А пока ты - мой... едем.

Юноша пытался возражать. Никодимов властно и нежно взял его под руку, повел к выходу.

Маскарад действительно кончался. В нюрнбергском кабачке орали еще пьяницы. Фанни, в передней, накидывала свой палантин. Давид Лазаревич подавал ей ботики. По углам гнездились еще пары, не желавшие расставаться. Варили последний кофе - для пьяниц и тех неврастеников, которые не могут вернуться домой раньше дня. Последними досиживают они, небольшими компаниями, среди синего утра, разбросанных окурков, облитых вином скатертей, зашарканных паркетов - всегдашней мишуры и убожества финальных часов.

- Где вы? Куда вы пропали? - кричал Ретизанов, поймав наконец Христофорова.- - Черт знает, вы сидите здесь... понятия не имеете... А это ужас... Нет, это черт знает что! Такой негодяй...

Путаясь, волнуясь и крича, он объяснил, что полчаса назад Никодимов, ни с того ни с сего, грубо оскорбил Лабунскую.

- Нет, вы понимаете, это хам, которого раз навсегда надо проучить. Я ему это и сказал. И ударил бы, если бы не помешали. Но теперь - дуэль. Дело решенное. Нет, это давно надо было сделать.

Христофоров был поражен.

385

- Как... дуэль? - переспросил он.

_ Сегодня же, утром, в Петровском парке. Он привезет оружие... Да что вы так удивились? Это давно надо было сделать, я давно собирался от него избавиться. Ничего не значит, что вызов без секундантов... Все равно, вы должны присутствовать.

- Я, секундантом?

- Что? Вы не хотите? Нет, это уж дудки-с!

Христофоров совсем потерялся. Что угодно мог он предположить, только не это. Участвовать в дуэли! Но ведь это бесконечно дико. Запинаясь, он старался объяснить, что никакой дуэли быть не должно, что это нелепая ссора, и, быть может, Никодимов просто нетрезв...

- Как? - закричал Ретизанов.- Оскорбить Елизавету Андреевну нелепая ссора? Вы не понимаете, что уж давно он к этому подъезжает, потому что он темный человек, и его бесит любовь, подобная моей. Нелепая ссора! Это должно было произойти, не сегодня, так завтра. Нет, уступить ему... дудки!

Христофоров понял, что теперь остановить его уже нельзя. Они сошли вниз, в нюрнбергский кабачок. Неврастеники дохлестывали вино. Трое пьяных в углу громко рассуждали, что хорошо бы предпринять кругосветное путешествие.

Ретизанов занял столик, заказал кофе и коньяку. Христофоров молчал. Он чувствовал себя странно. Ему казалось - то необычайное, что вторглось в его жизнь этой зимой и привело, во фраке и маске, в этот кабачок,- владеет им и мчит дальше, по неизвестной ему дороге, навстречу необычным чувствам. Опять ему вспомнилось, как стоял он летом, на утренней заре, на балконе квартиры Ретизанова, над спящей Москвой, и ощущал великий жизненный ноток, несущий его. "Да, может быть, и прав Ретизанов,- думал он.- Может быть, и правда, еще тогда, в ту шумную ночь зарождались события, которым лишь теперь надлежит вскрыться".