– Мне не разрешает мать. Она говорит, что я еще не готова.
– После шестнадцати лет можно сдавать экзамены без родительского согласия.
– Ученик должен получить разрешение своего наставника.
– Но тебе уже восемнадцать, тебе не нужно этого разрешения.
– Она до сих пор остается зенобиологом Луситании. Это ее лаборатория.
Если я сдам экзамены, она не впустит меня в свою лабораторию до самой своей смерти.
– Она грозила этим тебе?
– Она дала понять, что я все равно не сдам экзамены.
– Потому что перестав быть учеником, и, если она признает тебя как коллегу и приемника, ты получишь полный доступ…
– Ко всем ее рабочим файлам. Ко всем защищенным файлам.
– Таким образом она задерживает начало карьеры собственной дочери, ставит ей пожизненное клеймо не готовности к экзаменам, и все ради сохранения тайны этих файлов.
– Да.
– Почему?
– Она помешалась.
– Нет, какой бы не была Новинха, она не сумасшедшая.
– Она жадина, сеньор Говорящий.
Он рассмеялся и лег на траву.
– Скажи, какая же она жадина?
– Могу дать целый список. Первое, она не разрешает мне изучать десколаду. Тридцать четыре года назад десколада едва не привела к гибели всей колонии. Моим прародителям, Ос Венерадос, едва удалось остановить десколаду. По-видимому, возбудители болезни, тельца десколады, до сих пор присутствуют – мы постоянно принимаем средство типа экстравитамина, оно сдерживает болезнь от вспышек и распространения. Они предупреждали вас об этом? Попав однажды в нашу систему, вам придется принимать эти добавки всю оставшуюся жизнь, даже если вы уедете от сюда.
– Да, я знаю.
– Она вообще не разрешает мне изучать тельца десколады. Эта информация спрятана в ряде ее файлов. Она скрыла все, что обнаружили Густо и Гайда о тельцах десколады. Ничего не доступно.
Глаза Говорящего сузились.
– Так, есть одна треть жадины. Что дальше?
– Это больше одной трети. Каковы бы не были тельца десколады, они адаптировались и стали человеческими паразитами уже через десять лет.
Всего через десять лет! Если они адаптировались однажды, то все может повториться.
– Может, она так не считает.
– Может мне следует позволить иметь собственное мнение по этому поводу?
Он положил руку ей на колено, стараясь успокоить.
– Я согласен с тобой. Продолжай. В чем вторая треть ее жадности.
– Она не позволяет мне ни одного теоретического исследования. Говорит «нет» моим аналитическим разработкам, созданию эволюционных моделей. Если я пытаюсь создать что-то, она говорит что у меня нет достаточных знаний и опыта. Она давит на меня своим авторитетом, наверное ожидая, что я сломаюсь.
– Ты не сломаешься, уверяю тебя.
– Для чего же тогда зенобиология? О, конечно, прекрасно, что ей удалось вывести картофель с максимально полезными свойствами. Прелестно, что ей удалось получить хлеб из амаранта, который позволяет обеспечить всю колонию питательным протеином, занимая всего десять акров почвы. Но это все за счет молекулярного моделирования.
– Это естественный отбор.
– Но мы ничего не знаем. Это подобно плаванию по поверхности океана.
Вам приятно, вы можете плыть в любую сторону, но вы не знаете, какие акулы вас подстерегают.
– А третья часть?
– Она не желает обмениваться информацией с зенадорами. Фактически ничем. Это действительно сумасбродство. Мы не имеем права выходить за ограду. Это значит, мы не имеем даже одного местного дерева, хотя изучаем их. Мы практически ничего не знаем о флоре и фауне, за исключением жалких остатков внутри заграждения. Одно стадо кабр и куст травы капума, а экология по ту сторону реки в корне отлична, и так во всем. Никакой информации о видах животных в лесах, вообще никакого обмена знаниями. Мы ничего им не рассказываем, а если они что-либо нам посылают, все файлы стираются еще до прочтения. Такое ощущение, что нас окружает огромная стена и ничего не пропускает. Ничего не поступает к нам, ничто не выходит от нас.
– Может, у нее есть свои причины?
– Конечно есть. Безумные всегда находят причины. Одна из них ее ненависть к Лайбо. Она ненавидела его. Она не позволяла Майро говорить о нем, не разрешала играть с его детьми. Я и Чайна – хорошие друзья уже многие годы, но она не разрешала мне приводить ее к нам не разрешала ходить к ним. Когда Майро стал учеником Лайбо она целый год не разговаривала с ним и не позволяла ему садиться за стол.