И так до тех пор, пока Квим не бросился на него с криком, что он слуга дьявола и он попросит епископа провести изгнание нечистой силы, захватившей Олхейдо. А когда Олхейдо криво усмехнулся и хмыкнул, Квим выскочил из кухни, затем выбежал из дома и не возвращался до поздней ночи.
Говорящий мог оставаться в доме, думала Новинха, так как влиял на семью, даже не находясь рядом. Но после того, как он вторгся в ее файлы, она не могла терпеть его.
Во всем только моя вина. Это я вызвала его из его мира – как он назвал – он говорил, что там у него сестра – Трондейм. Во всем – во всем виновата только я, виновата в том, что он здесь, в этом жалком маленьком городишке на задворках Ста Миров, окруженном забором, чтобы свиньи не убили кого-нибудь еще. Я люблю…
Она снова вспомнила о Майро, который так похож на настоящего отца.
Она не понимала, почему никто не обвинил ее в супружеской неверности, ведь он так похож. Она вновь представила распростертое тело на холме, где лежал Пайпо. Они раскромсали его своими деревянными ножами. Они убили. Все равно убили, несмотря на все ее старания. А даже, если бы не убили, пришел бы день, когда Майро достигнет совершеннолетия и сможет жениться на Аунде.
Тогда бы им пришлось сказать, кто он на самом деле, и почему они никогда не смогут пожениться. Он поймет, что я заслужила все побои и унижения Рама. Тогда он ударит меня. Его рукой Бог покарает меня за грехи.
Даже я, думала Новинха. Говорящий заставил меня задуматься о вещах, которые я отсрочивала и скрывала от себя неделями, месяцами. Сколько же времени прошло с тех пор, как я вот так, целое утро думала о детях? У меня появились надежды. Сколько времени я не думала о Пайпо и Лайбо? Сколько времени не задумывалась, что верю в Бога, по крайней мере, в мстительного, карающего Старого Ветхозаветного Бога, стирающего города с улыбкой на устах, лишь за то, что они не молились ему – я не знаю, такой ли Христос.
Так прошел целый день. Новинха забыла о работе и думала, думала. Но ее мозг категорически отказывался принимать какое-либо решение.
Вечером к ней пришел Квим.
– Извини, что беспокою тебя, мама.
– Ничего, – ответила она, – сегодня я бездельничаю.
– Я знаю, ты не беспокоишься, что Олхейдо проводит все дни с этим отродьем сатаны. Но я думаю, ты должна знать, куда направилась Квора сразу после школы. К нему домой.
– Да?
– Тебя это также не заботит, мама? Или ты хочешь перевернуть простынь и окончательно предоставить место отца?
Новинха подпрыгнула, как ужаленная, и уставилась на мальчика с дикой ненавистью. Он сразу сник.
– Прости, мама, я был так расстроен…
– За все годы нашего брака с отцом я никогда не позволяла ему поднять руку на детей. Но если бы он был жив, я попросила бы задать тебе хорошую трепку.
– Ты могла попросить, – с вызовом ответил Квим, – но я убил бы его раньше, чем он ко мне прикоснулся. Оглянись вокруг, никто еще не позволил себе ударить меня!
Она не хотела делать этого. Рука сама поднялась и ударила его, прежде чем она поняла, что произошло.
Удар не был слишком сильным. Но он сразу заплакал, согнулся и сел на пол, спиной к Новинхе.
– Прости, прости, – бормотал он сквозь слезы.
Она встала на колени сзади него, обняла за плечи и сильно прижалась к нему. Она вдруг вспомнила, что не обнимала его с возраста Грего. Когда я стала такой черствой? Почему, когда я вновь прикоснулась к нему, это была пощечина, а не поцелуй?
– Я тоже очень переживаю, – сказала Новинха.
– Он разрушил все. Он пришел, и все переменилось.
– В данном случае, Естевайо, изменения можно приветствовать, происходящее не столь уж ужасно.
– Но не таким способом. Исповедь, наказание и прощение – нам нужны такие перемены.
Уже не в первый раз Новинха поражалась вере Квима в святое учение о наказании грехов. Это потому, что ты никогда не грешил, сын мой, потому что еще не знаешь, что исповедь не всегда возможна.
– Я думаю, я должна поговорить с Говорящим, – сказала Новинха.
– И забрать домой Квору?
– Не знаю. Я ничем не могу помочь, но он заставил ее снова говорить.
И это не значит, что она любит его. Она не сказала о нем ни одного хорошего слова.
