– Ты ничего от меня не добьешься! – кричала она Говорящему.
– Я ничего от вас не добиваюсь, – спокойно произнес он. – Я пришел сюда не за этим.
– У меня нет ничего, что тебе хотелось бы узнать! Ты ничего не стоишь для меня, слышишь? Ты – единственный, ничего не представляющий для меня.
Ты не в праве оставаться в моем доме.
– Nao eres estrago, – прошептал он, – eres solo fecundo, e vou plantar jardim ai.
Затем, подошел к двери, и, прежде чем она успела ответить, закрыл дверь с другой стороны.
Сказать по правде, она не знала, что ответить ему. Его слова были слишком оскорбительны. Она назвала его estrago, а он ответил, так будто она себя назвала опустошенной и одинокой. Она высмеивала его, говоря фамильярно ты вместо вы. Так говорят с ребенком или животным. А когда он ответил ей в том же ключе, с той же фамильярностью, это звучало совсем по-другому. «Ты есть плодотворная почва, на которой я взращу прекрасный сад.» Эти слова мог сказать поэт своей возлюбленной или муж жене. И «ты» здесь звучало как сокровенное, близкое и совсем не было надменным. Какое он имел право – шептала она себе – касаться ее шеи. Он гораздо грубее, чем я думала о Говорящих. Епископ Перегрино был прав. Он опасен, он неверный, антихрист. Он нагло топчет те уголки моего сердца, которые я хранила как святую землю. Он давит слабые ростки жизни, пробившейся сквозь каменную душу. Как он посмел, я хочу умереть, он несомненно уничтожит меня до того, как пройдет сквозь.
Ее что-то отвлекло. До нее дошло, что кто-то плачет. Квора. Конечно, ее крик разбудил ее; ее сон не был крепким. Новинха открыла дверь и собралась пойти и успокоить ее. Но плач смолк. Мягкий мужской голос запел колыбельную. Песня звучала на чужом языке. Немецкий, а может скандинавский, она не могла разобрать. Но она знала, кто пел эту песню, и знала, что песня утешит Квору.
Новинха не испытывала подобного страха с тех пор, как Майро был определен зенадором и пошел по стопам людей, убитых свиноподобными. Этот человек распутал сети, опутавшие семью, и связал всех в единое целое, но в процессе освобождения из пут он обнаружил все мои секреты. Если он узнает почему и как умер Пайпо, и скажет правду, тогда Майро тоже прикоснется к оберегаемой мною тайне, и это убьет его. Нет, свиноподобные не получат больше ни одной жертвы, они слишком жестоки, чтобы им поклоняться.
Позднее, лежа в кровати и пытаясь заснуть, она слышала смех, звеневший в передней части дома, теперь она слышала Квима и Олхейдо, Майро и Элу, смеющихся вместе. Она представляла, что видит их, комнату, искрящуюся от радости. Но сон медленно овладел ею, ее представления превращались в мечты. И уже не Говорящий сидел среди детей и учил их смеяться. Это был Лайбо, снова живой и каждому известный как ее настоящий муж. Мужчина, за которого она вышла замуж в своем сердцем, отказавшись от брака в Церкви. Даже во сне ей опять не хватило сил, она не могла вынести огромный груз радости, подаренный ей грезами, и слезы медленно капали на подушку.
Гайда: Тельца десколады не имеют бактериологических свойств. Похоже, что они проникают в клетки организмов и поглощают остаточное пространство, так же как митохондрия, и воспроизводятся вместе с клеточным воспроизводством. Тот факт, что они проникли в новые виды только за несколько лет нашего пребывания, говорит об их высокой адаптивной способности. Вероятно, они распространились в биосфере Луситании много лет назад, и теперь стали свойством данной местности, постоянной инфекцией.
Густо: Если они постоянны и неизменны, и распространены повсюду, тогда это – не инфекция, Гайда, это часть нормальной жизни.
Гайда: Но они не обязательно врожденны – у них есть способность к распространению. Но, безусловно, если они – эндемические, то все местные виды и разновидности выработали пути борьбы с ними…
Густо: Или адаптировались к ним и включили в свой нормальный биологический жизненный цикл. Может быть, они необходимы им.
Гайда: Им необходимо что-то, какой-то механизм, который отделяет их генные молекулы, а затем сцепляет их в случайном порядке?
