Он делает нам добро.
– Что доброго он может сделать для нас?
– Он уже сделал, мама. Грего заснул, обнимая его, а Квора заговорила с ним.
– Точно, – сказал Майро, – она сказала, что он воняет.
– Что действительно было правдой, – добавила Эла. – Наш Григорио описал его.
Вспомнив об этом, Майро и Эла прыснули со смеху. Эндер тоже улыбнулся. Это больше всего волновало и тревожило Новинху – хорошее настроение фактически исчезло из дома с того момента как Макрам привел ее сюда через год после смерти Пайпо. Не желая того, Новинха вспомнила свое счастье, когда Майро только родился, и когда была маленькой Эла, как Майро без умолку болтал обо всем, как Эла носилась за ним по всему дому, как сумасшедшая, как дети играли и резвились в траве за оградой, рядом с заповедником свиноподобных. Новинха восхищалась и наслаждалась детьми. Это восхищение отравило Макрама, заставило его ненавидеть их, потому что он знал, что ничто в них не принадлежит ему. К тому времени как родился Квим, дом уже был полон злобы, он так и не научился беззаботному смеху, боясь, что родители заметят. И вот снова Майро и Эла смеются вместе. Их смех был подобен порыву ветра, сорвавшего толстую черную занавеску, подобен внезапно воцарившемуся солнечному дню. Это день был настолько светел, что Новинха забыла ночь сейчас, или день на самом деле.
Как посмел этот незнакомец врываться в ее дом и срывать занавески, повешенные ею!
– Я не хочу этого, – сказала она, – по какому праву вы вторгаетесь в жизнь моего мужа.
Он удивленно поднял бровь. Она знала закон Звездных Путей так же хорошо, как и все. Поэтому ее хорошо известно, что он имел не только право, закон запрещал его преследовать за правду об умершем.
– Макрам был жалким, несчастным человеком, – настаивала она, – и говорить правду о нем, значит причинять боль и больше ничего.
– Вы правы, да, правда о нем не вызовет ничего, кроме боли, но не потому, что он был несчастным, – сказал Говорящий. – Если я ничего не скажу, ничего, что известно всем – что он ненавидел своих детей и бил жену, напивался в стельку, кочуя от бара к бару, пока констебль не отправлял его домой – тогда не возникнет боли, так? Я вызову не боль, это будет облегчение и удовлетворение, потому что каждый изменит о нем мнение, так долго царившее вокруг. Он был подонком, и будет правильно, если к нему будут относится как к подонку.
– А вы думаете, он не был?
– Не один человек не может быть никчемным, когда понимаешь его стремления и желания. Ни одна жизнь не может быть пустой. Даже более озлобленные мужчины и женщины, если хорошенько разобраться в их душах, проявляют акты великодушия, которые, хотя немного, искупают их грехи.
– Если вы верите этому, тогда вы намного моложе, чем выглядите.
– Я? – сказал Говорящий. – Я впервые услышал ваш зов менее 2-х недель назад. Я начал изучать вас. И даже если вы этого не помните, Новинха, я напомню о том, какой хорошей, свежей и красивой вы были тогда, молодой девушкой. Вы были одинокой, но Пайпо и Лайбо поняли вас и нашли вас достойной любви.
– Пайпо был мертв.
– Но он любил вас.
– Вы ничего не знаете, Говорящий! Вы были от меня далеко, целых двадцать два световых года! Кроме того, я говорила не о себе, когда назвала ничего не стоящим, я говорила о Макраме!
– Но вы не верите этому, Новинха. Потому что знаете об одном великодушном и добром поступке Макрама, который оправдывает жизнь этого бедного человека.
Новинха не могла объяснить охватившего ее страха, но она решила молчать, пока он не назовет все вещи своими именами. Даже теперь она не представляла, что за добрый поступок Рама он обнаружил.
– Какое вы имеете право называть меня Новинхой, – закричала она, вот уже четыре года никто так не называет меня!
В ответ он поднял руку и слегка коснулся пальцами ее шеи под затылком. Это был робкий, почти юношеский жест. Он напомнили ей Лайбо, это было выше ее сил, она не могла больше вынести. Она схватила его руку и со злобой отбросила ее. Затем толкнула его вглубь комнаты.
– Выйди, – закричала она на Майро. Ее сын вскочил и скрылся за дверью. По его лицу она поняла, что Майро крайне удивлен ее яростью.
