– Скажи мне, арбитр, разве красиво оставлять странника без помощи, заставляя его вслепую искать дорогу?
– Странника? Вы подразумеваете утлана, фрамлинга или ремена?
– Нет, я сказал иносказательно.
– Вы – неверующий.
Мальчик ухмыльнулся.
– Куда вы хотите пойти, Говорящий?
– В дом, где живет семья Рибейры.
Маленькая девочка сильнее прижалась к мальчику с металлическими глазами.
– Которая семья Рибейры?
– Вдовы Ивановой.
– Думаю, что смогу найти, где это, – сказал мальчик.
– Каждый в этом городе может найти, – произнес Эндер. – Вопрос в том, захотите ли вы проводить меня туда?
– А зачем вы хотите туда идти?
– Я задаю людям вопросы и пытаюсь отыскать правду, затем пишу правдивые истории.
– Никто в семье Рибейры не знает правдивых историй.
– Пойдемте с нами. – Он пошел по направлению к главной дороге.
Маленькая девочка что-то прошептала ему на ухо. Он остановился и повернулся к Эндеру. – Как вас зовут?
– Эндрю. Эндрю Виггин.
– Она – Квора.
– А ты?
– Все называют меня Олхейдо. Из-за глаз. – Он поднял маленькую девочку и посадил ее на плечи. – Но мое настоящее имя Лауро. Лауро Салеймао Рибейра. – Он снова ухмыльнулся, развернулся в противоположную сторону и зашагал вперед.
Эндрю последовал за ними. Рибейра. Конечно же Рибейра.
Джейн все слышала, камушки в ушах ожили.
– Лауро Салеймао Рибейра – четвертый ребенок Новинхи. Он потерял глаза в результате несчастного случая с лазером. Ему двенадцать лет. Да, я нашла одно отличие между семьей Рибейра и остальными. Рибейра хотели досадить епископу и стать твоими гидами. Они хотели водить тебя везде, куда не пожелаешь.
– Я тоже кое-что заметил, Джейн, – мысленно ответил Эндрю. – Этот мальчик наслаждался, обманывая меня. А затем еще больше наслаждался, пытаясь показать, какой я глупый. Я думаю, тебе не стоит подражать ему.
***
Майро сидел на склоне холма. Тень от деревьев скрывала его, делая невидимым для наблюдателя из Милагра. Но сам он видел весь город, как на ладони – в центре собор и монастырь, расположенные на самом высоком холме, к северу, на следующем холме располагалась обсерватория. Под обсерваторией, в низине, стоял дом, где он жил. Рядом с домом стояла ограда.
– Майро, – прошептал Лиф-итер, – ты – дерево?
Это было перефразирование идиомы порквинхов. Иногда они медитировали, просиживая в полной неподвижности часами. Они называли этот процесс «становиться деревом».
– Скорее стебель травинки, – ответил Майро.
Лиф-итер прохихикал высоко и хрипло, как только мог. Смех прозвучал ненатурально – порквинхи освоили смех на слух, по памяти, как будто это было обычное слово на старке. Их смех возникал не из веселья, по крайней мере, Майро так думал.
– Собирается дождь? – спросил Майро. Для свиньи это означало: ты перебил мои мысли ради меня или ради себя?
– Сегодня шел огненный дождь, – сказал он. – Там, над прерией.
– Да, у нас гость из другого мира.
– Это Говорящий?
Майро не ответил.
– Ты должен сделать так, чтобы он увидел нас. Приведи его сюда.
Майро не отвечал.
– Хочешь, я упаду к твоим ногам, пусть мои конечности-ветки станут дровами для твоего дома.
Майро ненавидел, когда они умоляли и просили. Это выглядело так, будто он был могущественным мудрым тираном-отцом, чью благосклонность можно было завоевать только лестью. Ладно, если они не могут иначе, пусть будет что будет. В этом есть и его вина. Его и Лайбо. Они всегда пытались предстать как божество перед свиноподобными.
– Я ведь уже обещал, Лиф-итер.
– Но когда же, когда, когда, когда?
– Требуется время. Я должен выяснить: можно ли ему доверять?
Лиф-итер казался сбитым с толку. Майро уже устал объяснять, что не все люди хорошо знают друг друга, некоторые из них – не совсем хорошие люди, но это не видно с первого взгляда.
– Ладно, постараюсь побыстрее, по возможности, – сказал Майро.
Внезапно Лиф-итер начал раскачиваться взад и вперед, потирая бедрами друг о друга, как будто стремился ослабить напряжение в анусе. Лайбо предполагал, что эти действия равносильны смеху человека.
– Скажи мне на языке портужус! – прохрипел Лиф-итер. Казалось, его очень забавляло, что Майро и другие Зенадоры говорят только на двух языках. В их сообществе существовало четыре языка, и все члены сообщества знали их, так же как и человеческие.