Его ствол, казалось, шевелился.
– Он кишит месизами, – сказала Аунда.
– Это не месизы, – сказал Хьюман.
– Три тысячи двести, – сказал Мандачува.
– Маленькие братья, – добавил Эрроу.
– И маленькие матери, – прибавил Капс.
– И если ты причинишь им вред, – сказал Лиф-итер, – мы убьем тебя и не посадим, твое дерево умрет без корней.
– Мы не причиним им вреда, – сказал Эндер.
Свиноподобные не заходили на поляну. Они ждали и ждали, пока, наконец, какое-то шевеление не появилось около самого большого бревенчатого дома. Это была свинья. Но она была крупнее виденных ранее.
– Жена, – прошептал Мандачува.
– Как ее зовут? – спросил Эндер.
Свиноподобные обернулись и недоуменно уставились на него.
– Они не говорят нам своих имен, – сказал Лиф-итер.
– Если, конечно, у них вообще есть имена, – произнес Капс.
Хьюман подошел и потянул Эндера за рукав, чтобы тот наклонился к нему.
– Мы всегда зовем ее Шаутер. Но тогда, когда она наверняка не слышит.
Самка оглядела их и запела – других слов описать игру ее голоса не находилось – это была пара предложений на языке Жен.
– Это тебе, чтобы ты пропел, – сказал Мандачува. – Говорящий, иди.
– Один? – спросил Эндер. – Мне хотелось, чтобы Аунда и Эла тоже пошли.
Мандачува громко заговорил на языке Жен; это звучало как полоскание горла по сравнению с красотой голоса самки. Шаутер ответила краткой нотой.
– Она говорит, они могут тоже идти, – перевел Мандачува. – Она говорит, они ведь тоже самки, так? Она не очень разбирается в различиях между людьми и маленькими некто.
– Еще одна вещь, – сказал Эндер. – Кто-нибудь из вас, как переводчик.
Или она может говорить на старке?
Мандачува передал просьбу Эндера. Ответ прозвучал слишком быстро, и Мандачуве он не понравился. Он отказался перевести его. Хьюман объяснил:
– Она сказала, что ты можешь выбрать переводчиком кого хочешь.
– Нам бы хотелось, чтобы ты стал нашим переводчиком, – сказал Эндер.
– Ты должен ступить на место родов первым, – сказал Хьюман. – Ты единственный приглашенный.
Эндер вступил на открытое пространство и растворился в лунном свете.
Он слышал, как сзади него двигались Аунда и Эла, а за ними шаркал Хьюман.
Теперь он заметил, что Шаутер – не единственная самка. Из каждой двери высовывалось по несколько мордашек.
– Сколько их здесь? – спросил Эндер.
Хьюман не отвечал. Эндер повернулся к нему.
– Сколько жен живет здесь? – повторил он вопрос.
Хьюман снова молчал. До тех пор, пока Шаутер снова на запела, на этот раз песня была более громкой и повелительной. Только тогда Хьюман перевел.
– В месте родов, Говорящий, можно говорить, только когда жена задает вопрос.
Эндер кивнул, затем повернулся назад и медленно пошел к тому краю поляны, где остались другие свиноподобные. Аунда и Эла последовали за ним.
Он слышал, как Шаутер запела им вслед, и понял, почему ее так прозвали ее голос мог заставить вздрогнуть даже деревья. Хьюман бросился за Эндером и вцепился в его одежду.
– Она спрашивает, почему вы уходите, вам не было дано разрешения идти. Говорящий, ты поступаешь очень плохо. Она зла на тебя.
– Скажи ей, что я пришел не давать инструкции, тем более не получать их. Если она не будет относиться ко мне, как к равному, я тоже не буду относиться к ней, как к ровне.
– Я не могу сказать ей этого, – произнес Хьюман.
– Тогда она очень удивится, когда я уйду, правда?
– Это очень почетно, быть принятым женами!
– Прибытие и посещение Говорящим от имени Мертвых тоже большой почет.
Хьюман застыл от волнения и ужаса.
Затем он обернулся и заговорил с Шаутер.
Она замолчала. Не раздалось ни единого звука.
– Я надеюсь, вы знаете чего добиваетесь? – прошептала Аунда.
– Я импровизирую, – сказал Эндер. – Как ты думаешь, чем это кончится?
Она не ответила.
Шаутер вернулась в бревенчатый дом. Эндер повернулся и снова зашагал к лесу. Почти сразу вновь зазвучал голос Шаутер.
– Она приказывает тебе остановиться и ждать, – сказал Хьюман.
Эндер стал говорить ему, не останавливаясь.
– Если она попросит меня вернуться, то я останусь. Но ты должен сказать ей, Хьюман, я пришел не выслушивать приказы и не приказывать вам.
– Я не могу сказать этого.
